Появление на свет дочери оказалось счастливым для дома Вивальди. Спустя некоторое время Джован Баттиста получил приглашение на выступление в одном из театров патриция Гримани. По правде говоря, Камилла с самого начала воспротивилась такому приглашению, так как одно лишь упоминание слова «театр» являлось для неё предосудительным и греховным, о чём она не раз слышала из уст дона Якопо, когда он с амвона обличал театры во всех смертных грехах. В конце концов ей пришлось смириться, ибо дополнительный заработок мужа, пусть даже от самого дьявола, порой превышал то, что приносила лавка брадобрея. Что ни говори, а для возросшего семейства Вивальди цирюльня пока оставалась единственным и весьма надёжным источником дохода. Джован Баттисте удалось не только мастерством, но и галантным обхождением заручиться хорошей клиентурой, среди которой были именитые люди, такие как Грандибен, Дзордзи и другие солидные господа, не говоря уже о знатных дамах и девицах, которых молодой цирюльник умел ублажить.
К сожалению, вечерние выступления в театре вскоре закончились. Но в дни карнавала Джованни стали приглашать на праздничные балы в дома патрициев. Так, во дворце Соранцо ему повезло познакомиться с самим Легренци[3], который пользовался большим авторитетом в музыкальных кругах Венеции как композитор и блестящий исполнитель. Выделив игру молодого Джован Баттисты среди других музыкантов небольшого оркестра, он подошёл к нему. Поинтересовавшись, кто он и где научился так хорошо играть на скрипке, Легренци пригласил скрипача навестить его в соборе Сан-Марко во время репетиции, где возможно вскоре появится вакансия и он понадобится ему в оркестре.
Играть в соборе Сан-Марко — это как манна небесная для Джован Баттисты, который едва сводил концы с концами. А Камилла снова забрюхатела. Но его ли вина, что ему досталась такая аппетитная жёнушка? К радости родителей, дочурка росла нормально, да и сын Антонио, благодаря пилюлям и другим снадобьям, стал потихоньку поправляться. Он уже пошёл, и бабушка Маргарита, навещая молодых, чуть ли не ежедневно брала его с собой на рынок, а то и в церковь.
По подсчётам и положению луны Камилла должна бы родить в середине января. Однажды среди ночи начались схватки. Несмотря на собачий холод, Джован Баттиста помчался за повитухой. Но тревога оказалась ложной. Лишь через три дня всё завершилось благополучно и без осложнений. На сей раз Филиппето успел усадить Камиллу на corega da parto, а повитуха приняла пухленькую новорождённую. Девочку нарекли Чечилией Марией. Пятилетний Антонио был рад появлению новой сестрёнки, но спросил у отца, почему ей дали такое имя. Тот пояснил малышу, что святая Чечилия — покровительница всех музыкантов и он надеется, что со временем, когда сестричка подрастёт, то научится играть на скрипке.
Семья в полном сборе отправилась в церковь крестить девочку. Не было лишь бабушки Маргариты, которая неожиданно слегла. К идущей по площади процессии стали присоединяться соседи. В округе люди всё знали друг о друге, деля вместе радости и печали. Как и в первый раз, Джован Баттиста после крещения принялся ублажать слух собравшихся игрой на скрипке. Маленький Антонио крепко вцепился рукой в ногу отца и, затаив дыхание, смотрел снизу вверх, как он играет. Под конец для всех присутствующих последовало угощение — вино и домашнее миндальное печенье.
В ту же ночь Джован Баттиста был разбужен посыльным. Наскоро одевшись, побежал к дому матери, которой стало хуже. Там он застал всех в сборе, а врач, покачав головой, велел послать за священником. Так радостно начавшийся день закончился скорбью — на рассвете мать Маргарита испустила дух. Когда о её смерти оповестили Антонио, малыш горько заплакал, ведь бабушка была ему настоящим другом. От неё он услышал столько прекрасных сказок про добрых волшебников и рассказов про святых. Это была его первая встреча с горем.
Тем временем Легренци занял место ушедшего на покой маэстро Монферрато и стал регентом собора Сан-Марко. Видя, с какой любовью Джован Баттиста относится к музыке, стараясь не пропустить ни одной репетиции оркестра, он предложил ему стать вместе с ним одним из учредителей новой светской организации — общества Санта-Чечилия. Это было что-то вроде синдиката венецианских музыкантов или товарищества взаимного вспомоществования. Джован Баттиста объяснил Камилле, сколь важно для него членство в таком товариществе, поскольку через него можно получить субсидию в случае болезни или, не дай бог, смерти. Пока в обществе состояло немного пайщиков, но отныне Джован Баттиста не будет более считаться кустарём-одиночкой. Общество Санта-Чечилия разместилось в боковой пристройке церкви Сан-Мартино, где раньше находилось Смольное училище, названное так потому, что в нём обучались рабочие с верфей Арсенала, занятые смолением морских судов.
3