— Проходите, Владимир Викторович! — сказал откуда-то издалека Ковбой и Вавила стал нервно топтаться у входа, оглядываться в поисках второго посетителя, и не находил, и от этого терялся еще больше и не двигался с места, сильно стресанутый антуражем небожителя…
— Здравствуйте, Владимир Викторович! — Ковбой-Трофим шел к нему с протянутой рукой…
Только тут Вавила сообразил, что это он и есть Владимир Викторович. — Может, он еще и фамилию мою знает, — шалел Вавила, пытаясь безуспешно вспомнить ее и испытывая незнакомые доселе восторг и страх, будто поставил в рулетке на кон все, что было, и знает уже, нечеловеческим знанием каким-то, что выиграл, хоть шарик подпрыгивает еще на замедляющемся диске…
— Мне кажется, голубчик, вы засиделись в Отделении Елены Александровны…, — Ковбой вопросительно смотрел на него, в ожидании реагажа, но сильно стресанутый Вавила предпочел за лучшее промолчать. Ему казалось, он на приеме у архангела и сейчас за спиной победно протрубят трубы, прославляя его неведомы пока заслуги. Он сидел неподвижно, подавляя отчаянно ежелание поглядеть по сторонам и трубы протрубили голосом директора Цеха:
— Хочу предложить вам новую интересную работу…, творческую почти… Уверен справитесь…
— Ты согласился? — спросила Лопухина, возвращая Вавилу в свой кабинет, и внимательно посмотрела на него, и забеспокоилась, и стала расхаживать, поглаживая черех халат послеоперационный рубец в боку.
— Н-ну… почти…, — стал мяться Вавила, стараясь по выражению лица понять, чего хочет эта всегда странная немного, загадочная, непредсказуемая женщина, восхитительно прекрасная и желанная, что держит его то ли за придурка, то ли за один из книжных шкафов, что стоят рядами в ее кабинете…, и понимая, что не угадать, добавил, переходя на привычное «вы»: — Сказал, что посоветуюсь с вами…
Она дернулась телом несильно и подошла к нему: — Ты поступил опрометчиво, если без мата… Понимаешь…? Струсил…, переложив опять ответственность на меня… Ковбой предлагает тебе место доктора Спиркина…
— Ничто так не способствует душевному спокойствию, как отсутствие информации, ответственности и собственного мнения, — стал привычно дурачиться Вавила. — Да, грешен, труслив, необязателен и почти без принципов… Зато в меру честен, исполнителен и предан до гробовой доски, и влюблен в вас, как влюблены все вокруг, даже тот второй придурочный следователь из Богульмы в очках с толстыми линзами… — Он стал серьезным: — Сами решайте! А иначе за что Фрэт зовет вас предводительницей?
— Все равно делать выбор тебе придется самому… Я лишь попробую сформулировать альтернативы… — Она уселась на стол, чуть разведя колени и оттянув назад плечи, демонстрируя полюбившееся после операции нижнее белье с эмблемой вооруженных сил США — плотные серые майку и трусы, но сразу спохватилась и аккуратно закрутила ноги штопором, чтоб не отвлекать Вавилу:
— Во-первых, можешь отказаться… и все останется, как было… полулегально… Однако Ковбой-Трофим постарается надавить…
— Он уже надавил. Сказал, что с сентября здесь в Отделении мои услуги в качестве научного сотрудника вряд ли понадобятся, — встрял печально Вавила.
Она не обратила внимания на его реплику и продолжала:
— Далее…, во-вторых, значит: ты соглашаешься с его предложением и начинаешь заниматься поиском альтернативных источников донорских органов для Цеха. Стараешься и потеешь от усилий, как доктор Спиркин и его молодцы…, и потрошишь где-то на стороне, в подвале Вивария уже нельзя, доноров, доставляемых другими молодцами, более организованными и жестокими…, хотя спиркинские не на много лучше… или хуже…
Она задумалась, легко соскользнула со стола, подошла к окну и услышала полный сожаления или надежды громкий Вавилин вздох за спиной, а потом и текст:
— Если правильно понимаю, этот второй научный формат, грозит сумасшедшими бабками… всем нам…
Она опять не стала реагировать и продолжала, глядя в окно:
— …и все идет привычным чередом, как шло всегда, как еще месяц назад… Согласиться на эту роль и не делать того, что ждут, нельзя… Себе дороже. Get the drift? [84]
Теперь молчал Вавила, разглядывая отросшие ногти на босой ступне и борясь с отчаянным желанием почесать между пальцами, а потом увидел узкую прямую спину Лопухиной у окна и сказал неожиданно для себя: — I've got it by heart. [85] А третий…, что считаете правильным самым…?
Она повернулась к Вавиле, помедлила, уселась боком на подоконник и строго сказала:
— Ты соглашаешся с предложением Ковбой-Трофима…
— What are you driving at? [86] — удивился Вавила. — Только что вы говорили…
— Ты согласишься с предложением Ковбой-Трофима, — повторила Лопухина тоном строгой учительницы русского языка и литературы, — и станешь старательно заниматься поиском альтернативных донорских органов на стороне…, и доставлять их в Цех…
Она увидела, как обрадованный Вавила резво встал с кресла и двинулся к ней, улыбаясь и готовясь произнести одну из своих коронных шуток, прославляющих ее красоту и ум…, и спеша выложить главное, и понимая, что не успевает…, и что сейчас в приступе благодарности он перебьет, не дослушав, и станет говорить глупости, и развивать эту идею дальше, сказала отрывисто и резко:
—Под присмотром Прокуратуры!
Он сразу понял, про что она и остановился растерянный, стирая с лица улыбку и гримасу благодарности, и пробормотал невнятно:
— Избыток ума и есть его недостаток… В Прокуратуру позвонят и скажут: «Ковбой-Трофим выше всяческих подозрений и похвал, потому что он Ковбой-Трофим…». Его к тому же зовут в Политсовет Единственной России…
Он вернулся к креслу своему, сел, положил ногу на ногу, взял в пригоршню голые пальцы стопы, будто собрался потереть их, и громко спросил оттуда:
— Вы мстите Ковбою за почку свою?
Лопухина растерялась: — Ннет… Не думаю… Знаю одно: неучитываемые донорские органы не должны трансплантироваться хирургами Цеха… Этого не добиться, не убрав Ковбой-Трофима… В этом вижу миссию свою… Если хочешь и можешь… помоги.
— А если нет? Вы предлагаете мне внезапно научиться играть на… виолончеле или волторне…
Она молчала, вспоминая свой недавний трудный разговор с Волошиным…
— Я выступлю на институтской конференции и назову все вещи свими настоящими именами, — сказала она тогда.
— Ну и что? — спокойно отреагировал тогда Волошин. — У вас нет реальных доказательств, Елена Александровна… Только ощущения… Он вас при всех сравняет с землей…, с паркетом новенького конференцзала, приплетет безответную влюбленность в него и вынудит уйти из Отделения…
— Почему бы вам самой не встать на институтской конференции, Ленсанна, и не расколоться при всех или не двигануть в Прокуратуру, чтоб выложить лягавым, как было…? — Вавила будто услышал ее недавний диалог с Волошиным или почудились ему призывные марши братьев Покрасс в исполнении хорошего духового оркестра и мчался он в атаку, пригнув голову к шее коня, изредка покачивая шашкой.
— У меня нет доказательств… К тому же авторитет директора Цеха очень высок… Ты полезешь голым в бассейн к крокодилу?
— Значит, вы хотите послать меня туда…, в бассейн с крокодилом! — обрадовался Вавила.
— Я прошу тебя помочь вывести его на чистую воду…
— А почка, что изъяли из вас, которую Ковбой-Трофим трансплантировал этому придурочному и капризному big cheese[87] из Единственной России, что замордовал всех нянек и сестер? Разве это не доказательство?
— Вавила! — устало сказала Лопухина. — Откуда ему было знать, чью почку пересаживает…, или полагаешь, что к органу, доставленному в Цех бригадой забора, была приколота бирка с моей фамилией, должностью и ученым званием…? И почку-то доставал из меня не он…, а другой… И тот другой сам заплатил за это сполна…