— Запечатай!
Тот принял письмо, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
— Осмелюсь спросить ваше величество… Правильно ли я понял, что на роль гонца вы изволили выбрать гвардейца Александра Белова? Боюсь, он человек крайне ненадежный!
— Ненадежный? — вскинула голову Елизавета. — Ты не болтай, чего не надо! Я доверяю моей гвардии. Эти преображенцы в детстве моими няньками были, а потом на руках на русский трон внесли! «Ненадежный»… — передразнила она Брюммера.
— Но мне известно точно, что он человек Бестужева. Елизавета неожиданно рассмеялась.
— Вот и хорошо. — Она словно дразнила собеседника. — Был Бестужева — станет моим. Запомни, Брюммер: Бестужев никогда не приблизит к себе никчемного человека. У Алексея Петровича особый нюх на людей, и этим свойством нам не грех воспользоваться.
— Но сохранит ли Белов нашу тайну? — несколько опешил Брюммер. — Он молод, горяч не в меру…
— А я не собираюсь посвящать его в наши дела. А то, что молод и горяч, — это прекрасно! Невелика работа доставить депешу по назначению. Главное — довезти в целости и без приключений моих гостей. А с этой задачей он Правится!
— Но он же врал вам, ваше величество! На охоте. Нахально врал! Экий мерзавец! — не выдержал Брюммер.
— Почему врал? — искренне удивилась государыня. — Как он сражался за Ягужинскую! И Петрушку, недоумка моего, знатно проучил! Мы с Беловым отлично поняли друг друга. Он честный человек. Я в глаза ему смотрела… И сердце мне тоже подсказывает. — Она положила руку на грудь.
Брюммер скептически поджал губы.
— Мы, немцы, больше доверяем факту, чем воображению.
Елизавета окинула его презрительным взглядом.
— Тогда почему ты служишь мне, а не королю Прусскому Фридриху? Платит мало? Вы там по факту живете, а мы по воле Божьей! И кончим об этом… Зови Белова!
Брюммер отворил дверь. Белов нервно мерил шагами прихожую, косясь на мраморную нимфу, которая, поднеся палец к губам, казалось, призывала к молчанию. Брюммер сделал приглашающий жест.
Кабинет вице-канцлера. Пылает камин. Бестужев сидел за столом в своем кабинете, перед ним навытяжку стоял Алеша Корсак.
— Какое задание дала Белову государыня? — резко спросил Бестужев.
— Не могу знать, ваша светлость, я только сопровождающий, — отрапортовал Алеша, несколько опешив от столь прямого вопроса.
Вице-канцлер пробуравил его взглядом, помолчал.
— Я знаю, мичман Корсак, что вы с Беловым везете пакет в Цербст. Я не буду требовать у вас этого пакета. Кто ж возьмет на себя грех ломать печать государыни? — Тон его был почти отеческим. — Но я знаю: из Цербста по вызову государыни поедут некие гости. Так вот, даю тебе задание: следить за каждым их шагом — с кем встречаться будут, о чем говорить. Но главное, мне нужны бумаги, которые наверняка будут у этих особ и которые они будут прятать. Да, да… ты должен мне их доставить.
Алеша вздрогнул, глаза его округлились.
— В наш эпистолярный век, — продолжал Бестужев, — все переписываются.
Человек слаб, он зачем-то доверяет бумаге свои тайные мысли. Понял?
— Но почему я? — воскликнул потрясенный Алеша. — Разве я похож на вора?
— Вор — это на базаре, а в политике вор — ловкий, находчивый человек.
Запомни, Корсак! Я бы поручил это Белову, он малый не промах. — Бестужев усмехнулся. — Да он сейчас возгордился — государыней обласкан! А того не знает, что фаворит — должность ненадежная. Они часто меняются, а Бестужев вечен и умеет платить за услуги. Иль забыл?
— Как забыть… — подавленно сказал Алеша. — Век помнить буду, ваша светлость.
— Вот и хорошо, — согласился Бестужев. — Слежку вести тайно. И от Белова тоже. Вернешься — представишь мне письменный рапорт. И без того взвинченный необычайным приказом, Алеша не выдержал:
— Но это бесчестно! Белов — мой друг. Я на подлость не пойду!
— Ах ты, сопляк! — рявкнул Бестужев. Лицо его побагровело. — Сына родил, а ума не нажил! Тебе сколько лет?
— Двадцать один, ваша светлость. — Алеша вытянулся в струнку перед вельможей.
— Венчался?
— Венчался, — почти с вызовом сказал Алеша.
— А по морскому регламенту брак до двадцати двух лет запрещен?! — крикнул Бестужев.
— Запрещен, — тихо согласился Алеша. Бестужев встал, остановился рядом с Алешей и, глядя свинцовыми глазами ему в переносицу, тихо и страшно сказал:
— Та-ак. Девку и пащенка в Сибирь, тебя на галерный флот матросом. Пшел вон!.. — И вернулся на свое место. Алеша стоял опустив голову.