Александр. Так что с политикой России?
Павел. Твои намерения мне известны. Сразу скажу: всё это полная чушь, но если хочешь попробовать – вперёд. Хоть будет над чем посмеяться.
Александр. А что вы сделали, когда стали императором? Ведь вы так долго готовились!
Павел (с досадой). Да, и всё равно ничего не успел из запланированного! Говоря откровенно, первое время я был несколько растерян и не хотел сразу же потрясти народ своими реформаторскими идеями… я не был уверен, что они не устарели с того момента, как я их придумал. Поэтому я пошёл логическим путём. Я просто стал отменять всё, что делала твоя бабушка, и что казалось мне глупым. Поясню. Я не считаю императрицу глупой ни в коем случае. Просто она женщина. Вот и всё.
Александр (оскорблённо). Вы принижаете женщин?
Павел. Не всех. Только тех женщин, которые принижают меня… Дай мне ещё вон тех сухариков.
Александр даёт ему мешок сухарей.
Александр (задумчиво). Думаю, это я смогу. Отменить то, что вы наделали за эти четыре года. (Встаёт.) Спасибо, отец. Я и сам намеревался это сделать, но рад, что вы одобрили этот проект. Пусть земля вам будет пухом!
Павел. Я что-то не понял…
Александр. Насчёт ваших похорон… Какие бы музыкальные произведения вы бы желали услышать?
Убегает, уворачиваясь от летящего в него мешка сухарей.
Александр (на бегу). Понял-понял! На своё усмотрение!
Сцена 9
Похороны Павла. Торжественная процессия после отпевания направляется к усыпальнице Петропавловского собора. Играет похоронный марш. Впереди идёт Александр под руку с Марьфёдорной. Сзади Константин несёт на руках Фру-Фру. Следом – Елизавета Алексеевна и остальные члены семьи, включая Нелидову, ближайшая прислуга и т. д. Никто не плачет, но у всех трагичные и мрачные лица.
Заходят в собор, направляются к подготовленной могильной яме.
Александр (шёпотом матери). Матушка, вы, главное, в обморок не падайте.
Марьфёдорна (трагически глядя на него). Поучать меня ещё будешь? (Смотрит на могильную яму.) Вот как щас тебя туда столкну… будешь знать!
Александр. Благодарю вас, я всегда знал, что вы предпочли бы, чтоб умер я!
Марьфёдорна. У меня четверо сыновей… А муж – один!
Все встают возле усыпальницы перед гробом. Вздыхают. Идут минуты.
Александр (снова шёпотом матери). А чего ждём? Разве не пора начинать прощание и захоронение?
Марьфёдорна. Так князя Куракина ждём. Он как всегда опаздывает…
Раскрываются двери, играет неизвестная мрачная мелодия. На пороге появляется князь Куракин в белоснежном парике, чёрном парчовом, расшитом бриллиантами, камзоле, с чёрным жабо и длинном чёрном шёлковом плаще. В руках у него чёрная свеча. За его спиной движется процессия из людей в чёрных плащах, со свечами. Торжественно идут по собору в сторону алтаря.
Марьфёдорна (закатывая глаза). И здесь Александр Борисович решил выделиться!
Куракин подходит, встаёт рядом с ними. Целует ручку Марьфёдорне, обнимает Александра.
Начинается церемония прощания. Время торжественных речей.
Выходит Марьфёдорна. Говорит по-немецки. Читает стихи, что-то рассказывает.
Марьфёдорна (заканчивает по-русски). …и он был необыкновенным человеком!
Александр (матери). Матушка, что ж вы по-немецки… не все тут всё поняли.
Марьфёдорна (с вызовом, всё так же по-немецки). Твой отец бы понял! Он прекрасно знал немецкий! А я должна была хорошо сказать!
Выходит Куракин. Встаёт рядом с гробом, кладёт на него руки. Обводит всех взглядом. Откашливается.
Куракин. Мне есть что сказать, господа! Я знал его более и долее вас!
Начинает произносить речь.
(час спустя)
Все засыпают.
Куракин (ударяя кулаком по крышке гроба). Да! Вот таким он был человеком!
Константин (шёпотом брату). Этак батюшка разлагаться начнёт, ежели князя не остановить…
Куракин (хлопая Александра по плечу). Иди! Теперь твоя очередь!
Александр выходит вперёд, встаёт, смотрит на всех.
Александр (глубоко вздыхая). Мне трудно говорить. Я не знаю, есть ли какие-либо подходящие слова, которые может сказать сын своему отцу, провожая его в последний путь. (Смотрит на лежащего в гробу покойника.) Правда в том, что никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким… Таким беззащитным. Я часто мечтал о независимой и свободной жизни, но даже не предполагал, какую цену мне придётся за это заплатить… Теперь я знаю: мы начинаем жить по-настоящему, лишь когда умирают наши родители!