Кухня у мистера Грея была великолепна: хотя он был восторженным сторонником культивации мысли, в равной мере он поддерживал и совершенствование тела. Действительно, непременная зависимость здоровья одного от хорошего ухода за другим являлась одной из его любимых теорий, в то время он подкреплял ее приятными и остроумными обоснованиями. Его светлость был очарован своим новым другом, а еще больше - его теорией. В действительности маркиз придерживался того же мнения, что и мистер Грей: он никогда не выступал с речью, не съев перед этим сэндвич, и несчастье могло сломить его уже тысячу раз, если бы не приятная дружба или фрукты из Португалии.
Гостей было немного. Королевский профессор греческого, чиновник, только что спасшийся с Кокатоо, ученый муж и двое членов парламента с его светлостью, хозяин и мистер Вивиан Грей - вот и все участники званого вечера. О, нет! Были еще двое. Был мистер Джон Браун, модный поэт, стыдившийся своего имени и опубликовавший свои песни под более сладкозвучным и романтическим псевдонимом «Кларенса Девонширского», был мистер Томас Смит, модный романист, вернее сказать, человек, который изредка публикует трехтомник, половина которого содержит приключения юного джентльмена в провинции, а другая половина посвящена приключениям того же молодого джентльмена в столице: тип писателя, чья неумолчная болтовня о пиве и бильярде, манера есть суп и ужасные каламбуры дает воистину поразительное и точное представление о разговорах в изысканном обществе изысканной столицы Великобритании. Два этих джентльмена были «питомцами» миссис Грей.
Теперь можно затеять беседу. Каждый, конечно, подготовил определенную норму информации, без которой ни один мужчина в Лондоне не имеет морального права обедать в гостях, а когда эта информация была исчерпана, любезный хозяин дома возложил бремя на свои плечи и попытался, что называется, разговорить своих гостей.
О, эти лондонские обеды! Пустое искусственное ничто! И находятся существа, а среди них - и сливки общества, готовые день ото дня играть в одном и том же тусклом хмуром фарсе! Чиновник довольно пространно рассказал «о своем близком друге, суданце» и о кольчатой броне кирасиров Кокатоо, а один из членов парламента, состоявший в Гвардии, потерпел поражение в смехотворной попытке доказать, что лобовая броня гвардии Великобритании лучше, чем у гвардии Тимтомту. Миссис Грей, полагавшая, что обе стороны неправы, отдала предпочтение Судану. А ученый муж прочел лекцию о машине, которая может уничтожить пятнадцать квадратных футов человеческих существ в секунду, и при этом ее можно носить в кармане жилета. А классик, как для профессора, человек довольно светский, сообщил последние новости о новых раскопках в Геркулануме, полагая, что если бы им удалось развернуть один подозрительный свиток, мы тотчас получили бы трактат о том-то и том-то. Короче говоря, все произнесли свои речи. Воцарилось гробовое молчание, миссис Грей посмотрела на мужа и встала.
Удивительное дело: когда хозяйка дома встает, все чувствуют облегчение, человек с маломальским опытом точно знает, что впереди его ждет ужасная скука. Как бы то ни было, все наполнили бокалы, пэр во главе стола заговорил о политике. С уверенностью не могу сказать, что за весомую тему затронул экс-министр, поскольку я не обедал с Греем в тот день, а если бы и обедал, пребывал бы в таком же невежестве, поскольку я - человек скучный и всегда сплю за обедом. В любом случае, тема касалась политики, кларет лился рекой, разгорелся бурный спор. Маркиз, бесспорно, ошибался, его осыпали прискорбными придирками гражданский член парламента и профессор. Хозяин, не примкнувший ни к одной из сторон, поддерживал своего гостя, сколько мог, а потом предоставил его своей судьбе. Военный член парламента сбежал в гостиную поволочиться за миссис Грей, а ученый муж и африканец погрузились в обсуждение интеллектуального идиотизма Майской ярмарки. Романист хранил молчание, изучая мизансцену, а поэт отсутствовал, поскольку размышлял над сонетом.
Маркиз опровергал, прибегал к возражениям и был слишком резок для человека, не чувствительного к безнадежности своего положения, но тут с другого конца стола раздался голос молодого джентльмена, прежде хранившего глубокое молчание, но его молчание, если бы компания взялась судить по тону его голоса и теме его сообщения, вовсе не было вызвано отсутствием веры в свои возможности.