Мадам Каролина, баронесса, графиня фон З... и некоторые другие дамы надели установленную форму королевской гвардии. Мадам и баронесса были прекрасными наездницами, воодушевление родственницы Бенкендорфа, когда она лихо выехала на поле под гром пушечной канонады, в грохоте барабанов и гуле труб, поразительно контрастировало с ее смятением и подавленностью прошлым вечером.
- Вашей светлости нравится поле, уставленное палатками, полагаю! - сказал Вивиан, оказавшись рядом с ней.
- Я люблю войну! Это - развлечение королей, - ответила дама. - Как сияют на солнце латы и шлемы этих кирасиров! Видите фон Зоншпеера? Интересно, с ним ли кронпринц!
- Думаю, да.
- Так и есть! Итересуется ли он чем-нибудь? Прошлым вечером в Опере он казался воплощением Апатии. Я не заметила, чтобы он улыбался или двигался, едва ли хоть раз услышала его голос! Но если он любит войну, если он - воин, если он думает о других вещах, а не о балах и пантомимах, это превосходно! Прекрасно для его страны! Возможно, он - герой?
В это мгновение кронпринц, находившийся в свите фон Зоншпеера, медленно подъехал к монаршьей чете.
- Рудольф! - обратился к нему великий герцог. - Сегодня ты командуешь своим полком?
- Нет, - тихо пробормотал кронпринц.
Великий герцог подъехал к сыну и тихо с ним поговорил, видимо, со всей серьезностью. По-видимому, отец увещевал его, но монаршьи наставления возымели лишь один эффект - лоб кронпринца еще больше нахмурился, а его вялое лицо стало еще более печальным. Баронесса очень внимательно наблюдала за разговором отца с сыном. Когда кронпринц, нарушив волю отца, остался с придворными и позволил возглавить свой полк подполковнику, юная дама подняла свои лучистые глаза к небесам с тем же выражением скорби и обреченности, которое так заинтересовало Вивиана в то утро, когда он переводил ей душераздирающий отрывок про Корсара.
Но поле почти опустело, и началась имитация войны. Справа появился большой полк кавалерии, состоящий из кирасиров и драгун. Авангард легкой кавалерии и уланов под командованием графа фон Эберштайна отделился от них, чтобы измотать врага, предполагалось, что выступит укрепленный отряд пехоты. Несколько эскадронов легкой кавалерии тут же бросились вперед, выстроились в ряд, врезались в колонну и попытались с помощью тонких маневров обойти идущего вперед врага с фланга. Они успешно выполнили всё, что им было поручено, и начали перестрелку в авангарде своей собственной армии, чтобы дать время на осуществление всех необходимым передислокаций на линии фронта, авангарад неожиданно просигналил отбой, находясь между бригадами линейной конницы, открыв подготовленную батарею пушек, и приближающийся враг попал под шквал сосредоточенного огня. Воспользовавшись преимуществом, полученным благодаря этому неожиданному салюту своей артиллерии, фон Зоншпеер, командовавший кавалерией, отдал приказ наступать.
Тотчас помчались вперед все полки кавалерии, боевая линия врага была сразу же разрушена. Но пехота под командованием одного из гостивших у Великого герцога родственников, князя фон Копьепудра, ловко выстроилась квадратами и начала виртуозно отступать батальонами в составе четырех подразделений. Наконец, батальоны заняли более выигрышную позицию, чем прежде. Их снова начали обстреливать из артиллерии, продвигавшейся вперед пропорционально, на них снова бросились огромные эскадроны кавалерии. Теперь квадраты пехоты частично отступили. Они уступили кавалерии, но ликующая конница к своему смятению поняла, что враг не разбит, а формирует внутренние квадраты с выступающими углами. Кавалерия мгновенно отступила, но лишь для того, чтобы дать возможность своей артиллерии сравнять упрямого врага с землей. Пушки поработали на славу. Все кирасиры и драгуны под командованием своего военачальника с новыми сосредоточенными силами бросились вперед. Пехота была повергнута в величайшее смятение и начала отступать, безнадежность ее положения усугубили уланы и драгуны, бывший авангард, который, воспользовавшись благоприятным моментом, снова бросился вперед и усилил эффект наступления всей армии, настигая беглецов копьями и захватывая их в плен.