Юная эрцгерцогиня согласилась на предложение выйти замуж за кронпринца Райсенбурга, поскольку ее убедили, что ее согласия просят просто из вежливости. Она не видела ничего оскорбительного для своих чувств в браке с мужчиной, которого никогда не видела, поскольку с младых ногтей ее готовили к этому событию.
Более того, эрцгерцогиня понимала: если ей удастся избежать брака с кронпринцем Райсенбурга, вскоре ей придется согласиться на брак с каким-нибудь другим ухажером, а учитывая близость к ее родине, сходство чувств и манер и прежние связи с ее императорским домом, союз с герцогским домом Райсенбурга был даже желателен. Во всяком случае, он был более предпочтителен, чем брак с мужем-иностранцем, переезд в другой климат, изучение чужого языка и чужих обычаев. Эрцгерцогиня, девушка пылких страстей, обладавшая живым умом, всё же не согласилась безоговорочно превратиться в рабыню, которой все помыкают, в королеву. Она потребовала, чтобы ей перед заключением брака позволили посетить свой будущий двор инкогнито. Это беспрецедентное требование приняли с трудом, но возражения, которые оно вызвало, заставили юную принцессу лишь еще более настойчиво требовать выполнения своего каприза. Ее королевское высочество вовсе не притворялась, что хочет добиться своего любой ценой, на самом деле, если ей разрешат, у нее не было никакой определенной цели. Сначала это была просто мимолетная блажь, и если бы ей так сильно не перечили, она бы не стала с таким упорством добиваться разрешения. А теперь юная эрцгерцогиня начала настаивать, она испугалась и заупрямилась, седые посредники при заключении брака хотели, чтобы он был заключен как можно скорее, и, не имея под рукой более сговорчивой невесты, согласной сразу занять свое место, наконец, уступили ее дерзким просьбам. Но воплотить ее желания в жизнь оказалось очень сложно. Велись долгие споры о том, каким образом и в каком качестве она появится при дворе, чтобы не вызвать подозрений и не быть случайно разоблаченной, спорящие никак не могли прийти к единому мнению. В конце концов, пришлось обратиться за советом к герру Бенкендорфу. Верхняя губа премьер-министра Райсенбурга скривилась, когда имперский министр подробно рассказал о капризе и неповиновении принцессы. Он отнесся к девичьей блажи с величайшим презрением, Бенкендорф явно насмехался над теми, кто такой блажи потакает. После этого он поговорил с будущей великой герцогиней, и результатом беседы стало его неожиданное согласие организовать визит, как того желала ее королевское высочество.
Эрцгерцогиня еще не видела кронпринца лично, но шесть миниатюр и портрет в полный рост подготовили ее к тому, что встретит она вовсе не Адониса или барона Тренка, вот и всё; Корреджо в век Карла Пятого не смог бы для обоснования своих притязаний на должность придворного живописца нарисовать что-то лучшее, чем эти точные портреты его королевского высочества, на которых он изгибался, словно греческая статуя, а его тусклые глаза, кажется, лучились нежностью и обожанием. Нареченная невеста кронпринца договорилась с герром Бенкендорфом, что о ее визите будет знать только он и великий герцог, и, прежде чем приехать ко двору, получила от премьер-министра и его королевского величества клятву, что всё будет сохранено в тайне от кронпринца.
Вероятнее всего, при первом знакомстве с будущим мужем все романтические планы юной эрцгерцогини, желавшей пробудить невольный интерес в сердце кронпринца, развеялись, но не будем допытываться, как так случилось, что в тот же вечер в ее романе появился новый герой, к появлению которого она была совершенно не готова и чье появление внесло полную сумятицу в ее сюжет.
Эрцгерцогиня искала любви и личного счастья, ее поведение было необдуманным и предосудительным, юная надменная эрцгерцогиня смиренно каялась, предчувствуя, что после столь болезненного разоблачения они никогда больше не встретятся, сообщала, что лишь из-за Вивиана она жалеет о произошедшем и молится, чтобы он был счастливее, чем она, умоляет, чтобы он простил ее и забыл. Вивиан перечитывал письмо эрцгерцогини снова и снова, а потом спрятал его на груди. Сначала он подумал, что обречен на одинокую жизнь и должен скрывать свои слёзы, но он ошибался. Через несколько минут Вивиан очнулся от охватившей его апатии. Раскаяние или сожаления о прошлом, заботы или опасения будущего - кажется, всё это выветрилось из его головы. Он с безумной улыбкой посмотрел на небеса, в его улыбке были равно отчаяние и вызов, кажется, сейчас Судьба нанесла свой самый тяжелый удар, и Вивиан наконец-то получил горькое утешение - право считать себя самым несчастным из людей. Когда человек верит в Судьбу и в то же время насмехается над ней, мы можем с уверенностью сказать, что он считает себя окончательно погибшим.