Выбрать главу

В конце XI и в начале XII в. правящий класс принял новые формы. В элите выделилась группа семей, связанных с правящим домом Комнинов (1081–1185 гг.) родственными связями. Почти все они были выходцами из провинции, обладали огромными земельными владениями, множеством слуг и крестьян, иногда армиями. Для того чтобы получить высокие титулы и посты, нужно было принадлежать к клану Комнинов, который отныне монополизировал управление страной. Прежние управляющие становились адвокатами или земельными собственниками в провинции, иностранцы были отстранены от армии, а евнухи от власти. Но вытесненный класс не был уничтожен, и кровавое восшествие на престол Андроника I (1183–1185 гг.), без сомнения, его рук дело, так же как и подавление клана Комнинов и их партии. Отступив в Никею в Передней Азии после взятия Константинополя латинянами, Византийская империя еще опиралась на столичную аристократию, которая добилась от Иоанна Ватаца (1222–1254 гг.) сохранения привилегий и наследственных владений. Это продолжение социальной эволюции, начатой в XII в., было резко прервано императором Феодором II Ласкарисом (1254–1258 гг.), который ради выгоды для армии разорил самых знатных людей империи путем конфискаций, заключений в тюрьмы и ослеплений. Политику Ватацы продолжил Михаил VIII из рода Палеологов, который правил до самого падения империи и проводил политику в интересах крупной аристократии. Она его поддержала, распределив между собой, церковью и крупными монастырями важные земельные владения, что способствовало изоляции провинции и ослаблению ее связей со столицей (Э. Арвейлер). Такова приблизительно эволюция подвижного класса, который в Византии был облечен гражданской властью, так как обладал земельными владениями и крестьянами, а также обязанностями, приносившими выгоду.

В Византии за слоем «могущественных» находится очень плотный слой тех, кто «ползает по земле», не имеющих прямых или косвенных контактов со двором. Эта занятная черта византийского общества может быть объяснена свободой доступа к привилегированному классу, но не охватывает всю социальную реальность общества. Этот слой не имеет названия и может быть лишь описан через прилагательное «средние» (mesoi). Он включает в себя всех, находящихся между богачами и презренными неимущими, пользуясь терминологией историка XIV в. Иоанна Кантакузина для описания населения Фессалоники его времени. В городах это в первую очередь светские и церковные врачи, которые соперничали за больных с лекарями и святыми: «…твой сын болен, — повторяют они с середины VIII в., — и ты ищешь везде кудесника, который будет петь около больного, или человека, рисующего вокруг шеи невинного младенца кабалистические знаки, и лишь в последний момент ты идешь к врачу, уже не надеясь на лекарства, способные спасти больного». Хирурги могли служить в больницах, которые имели зачастую хорошо отлаженную службу приема больных, сторожевую башню, ассистентов хирурга, прочие службы. Койки были бесплатными или оплачиваемыми, но хирурги не могли заниматься частной медицинской практикой. Практически неизвестны примеры оказания образовательных услуг в провинциальных городах и деревнях, так как источники избегают прямо говорить о том, что вся наука и обучение были сконцентрированы в Константинополе, как будут говорить об этом позднее. Можно, тем не менее, утверждать, что в ранний период на Востоке и Западе Византии начальное и иногда среднее образование распространялось в деревнях и маленьких центрах светскими учителями и церковнослужителями под контролем епископов (Н. В. Пигулевская). Среди «работников умственного труда» выделяют каллиграфов, которые переписывали книги и не были монахами, как на Западе, нотариусов, составлявших контракты, юристов, архитекторов, военных инженеров, ораторов и писателей — все они создавали подобие коммун и, не имея регулярного источника доходов, жаловались на ненадежность существования, за исключением тех, кто занимал временную или постоянную государственную должность. Митрополит Фессалоники второй половины XII в. Евстафий сожалел о человеке, который из-за учебы мог зарабатывать себе на жизнь только работая как ремесленник, и единственным выходом из такого положения была какая-нибудь церковная, государственная или частная служба, за которую приходилось расплачиваться своей свободой. Так, ученый становился толкователем традиционных теологических доктрин, оратор писал похвалу императору или патриарху, поэт восхвалял поступки своего покровителя, и все находились под угрозой увольнения. Константин IX приказал уничтожить хронику Иоанна Мавропода, который не восхвалял его. Историк Михаил Глика, осмелившийся в одном из своих сочинений посмеяться над увлечением Мануила I астрологией, был арестован и заключен в тюрьму. Нестабильность жизни ремесленников и торговцев была не меньшей, так как государство через канцелярию в мелочах контролировало все производство и торговлю. За корпорациями осуществлялся строгий надзор, их выгода была строго ограничена, государственная централизация делала бесполезной любую коммерческую инициативу, любое смелое изобретение, за исключением иностранцев, получавших выгоду от каждого установленного прилавка; коренные горожане могли по-настоящему развиваться только в Константинополе вплоть до ослабления государства в XII в. «Результатом стал поиск торговцами союзников среди антиимперских сил» (А. Каждая). Ремесленники, не отказавшиеся от своей профессии, часто ради титулов разоряли друг друга, были обречены на прозябание в тени тех, кто имел привилегии на производство, мешающие всякой конкуренции и техническому прогрессу. И когда в XII в. они столкнулись с итальянскими торговцами, они не имели другого выхода, как подчиниться им, так как даже для византийских земельных собственников было выгоднее иметь дело с венецианцами, генуэзцами и пизанцами. Последние вскоре будут держать в руках судьбу государства.