Другой способ оправдать произведения языческих романистов — создание легенд, приписывающих их авторам христианское вероисповедание. Ведь следует иметь в виду, что только византийское Возрождение (IX—XII вв.) открыло двери языческой тематике. До этого времени — а в известной мере и в это время — использование древнегреческой литературы в какой бы то ни было форме, т. е. чтение, переписывание ее памятников или их переработка, нуждалось в оправдании, поскольку эта литература своим духом, вероисповедным в первую очередь, была резко враждебна византинизму. Известны даже случаи, когда чрезмерное увлечение древними влекло за собой опасные последствия — обвинения в язычестве. Потому-то биографии наиболее читаемых в Византии языческих романистов были христианизированы: Ахилл Татий посвящен легендой в епископы, а Гелиодор представлен занимающим епископскую кафедру фессалийского города Трикка. Получили распространение и охранные грамоты иного характера. Так, Максим Исповедник (VII в.) заимствует из Гелиодора (может быть, и не непосредственно, а используя популярные в это время сборники изречений) ряд назидательных сентенций для своего сочинения «О любви» (естественно, в трансцендентальном понимании), комментарий Псевдо-Евстафия к «Гексамерону», т. е. к библейской космогонии, пестрит примерами из романа Ахилла Татия, а в «Acta Sanctorum», собрании житий, разнесенных по календарю в соответствии с днем того или иного святого, помещено житие, составленное из реминисценций романов «Эфиопика» Гелиодора и «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия.
Благодаря подобного рода приемам адаптации греческий любовный роман утвердился в Византии и пользовался успехом, как это видно не только по большому количеству рукописей, но и по тому, что он служил предметом литературно-критического рассмотрения (Фотий IX в. и Пселл XI в.), использовался в XII веке историко-техническими руководствами, получил прозаические и поэтические отражения (Евмафий, Феодор Продром, Никита Евгениан, Константин Манасса) и дал несколько более поздних стихотворных реплик на народном языке (анонимные романы «Каллимах и Хрисороя», «Вельтандр и Хрисанца», «Ливистр и Родамна» и др.).
Первый из византийских романов, «Повесть об Исминии и Исмине», находится в тесной близости к «Левкиппе и Клитофонту» Ахилла Татия. Евмафий повторяет его сюжет со всеми ситуациями и мотивами. Встреча героя и героини в гостеприимном доме, их любовь, тайное общение за пиром, свидания в саду, бегство с помощью друга, разлука, обнаружение героем, что его любимая продана в рабство, любовные преследования госпожой, освобождение с помощью жреца, испытание девственности героини — все это почерпнуто у Ахилла Татия.
При сопоставлении «Повести» с «Левкиппой и Клитофонтом» обычно оставляли в стороне как раз самое существенное — трактовку Евмафием заимствованного материала, а также характер сделанных им пропусков и поправок — сходство мешало разглядеть важные различия. При тесной формальной близости «Повести» и романа Ахилла Татия отношение Евмафия к своему образцу не ограничивалось притяжением: книга предшественника вызывала и сильнейшее отталкивание. Из характера коррективов очевидно, что свойственная Ахиллу Татию тенденция к пародированию греческого романа осталась Евмафию чужда: подавляющее большинство внесенных им изменений было направлено на устранение этих особенностей романа-оригинала. Такое же отношение вызывал у него и бытовой тон «Левкиппы и Клитофонта», так что части, где греческий роман классического типа снижен наличием бытового материала или травестирован, Евмафий либо вовсе не включает в свою «Повесть», либо перерабатывает, уводя от быта в сторону повышенной, из ряда вон выходящей значительности, а героям возвращает утраченный ими у Ахйлла Татия идеальный образ. Обращает на себя внимание и полнейшее равнодушие к пестроте событий «Левкиппы и Клитофонта», так как заимствованные оттуда ситуации и в малой степени не исчерпывают этой особенности романа-образа. Показательно, что Евмафий приступает к собственно действию лишь с VII книги и в дальнейшем не обнаруживает склонности к сюжетному разнообразию — содержание второй части романа повторяет то, что произошло в первой, многие сцены дублируют друг друга, и даже эпизоды первостепенной для сюжета важности, вроде спасения Исмины дельфином и ее скитаний до встречи с Исминием, упомянуты лишь в финале, когда повествование уже завершено. Это отсутствие интереса к сюжетности заставляет Евмафия из большого количества событий, которое включает в себя «Левкиппа и Клитофонт», использовать лишь минимум, необходимый для сохранения канонической схемы романа.