Из представленного перечня видно также особое почитание Илии Пророка, внесенное императором в столицу. Факты его биографии, как ни анекдотичны они сами по себе, указывают, во – первых, что Василий усвоил себе этот особливый культ Пророка в Адрианополе или даже вообще на Балканском полуострове, т. е. по – тогдашнему, среди славян. Во – вторых, почитание Илии в IX и X столетии, как бы оно ни было связано с частными обстоятельствами жизни императора, выступало здесь общенародным и вместе с тем явно двоеверным. Раннее поклонение великому Пророку в гротах горы Хорива и Кармела, если и не слилось, действительно, с культом Ваала, как то решаются утверждать[117], все же расширилось стихийными, мифологическими чертами: отсюда установился в Византии обычай строить во имя Пророка церкви купольные и непременно на горе или возвышенности, каковы и были церкви Палестины[118], Византии и Запада[119].
Ко времени этого решительного поворота в истории византийской культуры и искусства, и притом к царствованию первого императора Македонской династии – Василия Македонянина относится и новое движение в истории византийского искусства. Рукописи с миниатюрами конца IХ-го и Х-го столетий представляют нам живое свидетельство о том вкусе и направлении, которое приняло тогда искусство[120]. Теперь, однако, не оставляет сомнения то, что это не был, как было принято думать, какой-либо переворот или перелом в быту Византии и ее искусстве, что, напротив того, это движение стояло в тесной связи с предыдущим, с тем, что застало иконоборство. Оно не изменило, только задержало искусство в его развитии, не повлияло положительно на его содержание, а подействовало отрицательно, вызвав отчасти то быстрое закрепощение форм и духовного содержания, которое совершилось уже к концу Х-го века. Далее, мы имеем понятие о вкусах Византии во времена Льва Философа и Константина Порфирородного и догадываемся, что отныне тон и направление духовной культуре Византии давали двор и монастыри ее столицы. Знаем также, некосвенным путем, что мозаики Сицилии, Неаполитанского королевства, Марка в Венеции и древнерусских соборов Киева, фрески Новгорода и Ладоги переснимались с рисунков и шаблонов, изготовленных прежде в Константинополе. Однако, весьма было бы важно доказать на деле, что все эти памятники XI – XII века ведут свой источник от собственно византийских оригиналов и найти эти самые оригиналы. Но как мы или не имеем их или еще лишены возможности безусловно доказать, что напр., большинство мозаик св. Софии относится к эпохе Василия Македонянина, то всякое данное по этому вопросу не лишено своего значения.
Такого рода данное представляет нам, кроме общего упомянутого текста Константина Порфирородного, известное описание мозаик церкви, ныне оставленное нам в речи патриарха Фотия[121] на ее открытие и освящение.
При всей риторичности этого описания, ясно выступает новый тип храма: в нем над архитектурною внешностью возобладала живописная внутренность: блеск красок и свет металлов, обилие и известная пестрота украшений, самое богатство их, все сведено к одному живописному впечатлению. Сам ритор не в состоянии дать себе отчет в этом впечатлении, выразить то гармоническое целое, которое было дано: он замечает только тонкость работы и драгоценность материалов. Но не будем и винить его за этот недостаток, когда даже у новых критиков отсутствует чувство гармонии при взгляде на дивную декорацию Палатинской капеллы, в сравнении с которою роспись церквей на Западе и в России представляет без исключения бледную, полинялую копию. Но, прибавим кстати, византийский император дал здесь впервые и образец известного варварства, обобрав мозаические иконы из других икон: ему последуют в свое время с охотою Венецианцы. Вероятно, многие мозаические иконы были переносные, как напр. на плитах выложенные мозаики в ц. св. Марка в Венеции.
117
Вслед за Гезениусом Ренан, Mission en Pxenicie p. 225, по поводу церкви Илии в Велате, в окрестностях Библоса. Ср. палестинские легенды о камнях, превращенных на Кармсле пророком в плоды и пр. упоминаемые в соч. Герена и др.
118
Из Кварезмия Elucidatio Terrae S. в Acta SS. 20-го июля, об изображении будто бы Пророка на скале в образе спящего.
120
См. в моей «Истории виз. иск. по миниатюрам» описание рукописей Псалтыри, Библий, Менология, стр. 133 след.
121
Речь, названная описанием – «ekfrasiv, приветственный панегирик Василию, изд. у Бандури и в Боннском собрании, Georgius Codinus, стр. 194 – 202.