С тою же точностью занесен Стефаном в его памятную книжку путь от Софии к колонне Константина: «идучи ж от святой Софии мимо столпов Юстиниановых[170] и мимо малых трех и мимо святого Феодора, на гору поидти великою улицею, Царевым путем (via triumphalis), прошед недалеч доброго перестрела, ту стоит столп правоверного царя Константина, от багряна камени створен, от Рима привезен» и пр. «И оттоле идохом назад к св. Софии и пр. и пр. Еще любопытнее живое слово Стефана о встрече на улице в пяток, когда ходили по монастырям, с Иваном и Добрилою «своими Новгородцами», что словно «без вести пропали», а ныне «живут туто, списаючи в монастыри Студийском от книг святого Писания, зане бо искусни зело книжному списанию».
Менее точны и полны данные, сообщаемые другими паломниками русскими, потому ли, что они были в Византии недолго и сравнительно мало видели, или по неудовлетворительности самых записок. Существенно то, что почти все они (кроме дьяка Александра) передают собственные наблюдения, а не повторяют, искажая, чужие слова, что не раз замечается у паломников иерусалимских. Рассматривая «странник» Зосимы, мы, действительно, наталкиваемся на неизбежные противоречия или разногласия с другими, но в настоящем состоянии византийской топографии лучше подождать с обвинениями паломника в неточности. Напротив, на первых порах лучше принимать показания всех и искать их поверки, так как ею разрешится не один смутный вопрос и установится научно самая задача.
По тем же причинам и паломничество Антония должно дать будущему исследователю в руки верную нить. Краткое доказательство этого факта мы свяжем кстати с теперешнею главою. Читателю этого хождения на первый раз должно показаться, что Антоний занят исключительно перечнем цареградских святынь, им виденных, и так смотрел на его книгу издатель, занявшийся только одним вопросом: поверить, вполне ли точны его показания и как для этой поверки данных имеется в изобилии, так как в актах, хрониках и пр. поминаются данные святыни, мощи и пр. в тех же церквах то задача, казалось, этим и выполняется. Но с другой стороны, мы имеем в тех же актах и хрониках крайне мало данных для определения, где именно находилась та или другая церковь, почему и установился своего рода произвольный обычай размещать памятники, где покажется удобным. Считая в данном случае вопрос топографический важнейшим для истории, которая уже не имеет дела с самыми памятниками, мы попробуем указать на хождение Антония со стороны топографической вообще.
Хождение Антония представляет собою более или менее последовательное описание главнейших святынь Царьграда в том порядке, как он их обходил и осматривал: «преже поклонихомся святой Софии»-говорит он в самом начале. Отступления от этого топографического плана и перерывы или суть своего рода глоссы, или вызваны желанием сгруппировать многие памятники в отдельные главы – особые хождения. Так, говоря о часах службы в Софии, описатель делает вставку: «И есть в Царьграде Неусыпающий монастырь: по вся бо недели но церквам (его) неизменно стоят чрез нощь до света» и пр., – это глосса, но далее вновь продолжает о том, что он видел в царских палатах, т. е. в великом дворце у Софии. Затем, Антоний как бы внезапно переходит к описанию церквей во Влахернах, а именно церкви Богородицы Влахернской, Фотиньи Самаряныни, Космы и Дамиана (по свидетельству всех, за стенами города, где нынче мечеть Эюб) и пр. Однако, и здесь нет перерыва, так как во время бытности Антония в Византии было два дворца, или две совокупности дворцовых зданий: древний великий дворец и новый Влахернский, бывший в XII веке одно время даже постоянным местопребыванием императоров. Остановимся на том месте, где Антоний от описания 1) Софии и 2) Новой базилики переходит к рассказу о святыне, виденной им «во златых палатах» (стр. 94 – 5). Не приводя их в подробности, он упоминает лишь икону Одигитрии, «иже ходит в град и пятерицею (Петрионом) к ней видит[171]; и Лахерную святую[172] к ней же дух святой сходит. В той же церкви[173] есть риза Святой Богородицы и посох ее сребром окован, и пояс ее в прикупной раце лежит[174]. Ту есть в прикупной образ Спасов[175], его же Феодор христианин дал в поручение жидовину Авраамию; туже есть гроб Симеона Богоприимца. В той же церкви под трапезою лежит Ияков, брат Господень; ту же и святой пророк Захария лежит. В той же церкви и младенец половина лежит в столице, а вторая половина в Иерусалиме (в Вифлееме). Ту же есть в церкви 12 коша хлебов исполнено Христовым благословением, их же Господь ял со ученики своими, и хлебы те суть в стене запечатаны[176]». И так, Антоний смешивает или, вернее, сливает в одно, что он видел во Влахернской церкви и Халкопратийской, а равно и по близости последней. Не ясно ли, что так поступает он потому, что обе эти церкви были или внутри, или около дворцов и считались дворцовыми – «во златых палатах» были им осмотрены. А так как Антоний под дворцом разумеет оба и Большой и Влахернский, то понятно, почему дальше продолжает: «И оттоле есть церкви святой Фотинии Самаряныни»... описывает Космидион, церковь Анны – которые все находились около Влахерн. И дальше прибавляет: «А у Лахерны во церковных палатах (в отличие от дворца) святой Феодор Стратилат и так далее. Вновь восстановляется, затем, порядок описания мест Софии: около нее Манганский монастырь, церковь св. Николая. Но далее вставка о св. Софии: «А егда делаша св. Софию, в олтарныя стены клали святых мощи и пр. Хождение по уболу, т. е. портику к ипподрому (коневому торгу), к церкви Богородицы и к церкви Апостолов есть первый путь, но странник, по случаю главы Спиридона в церкви Пантократора, поминает также Калуянов м – рь, где мощи Власия и Филатропов, где гвоздь Господень, а также мощи святых в Пандопафтии (т. е. Пантепопту). Напротив, вместо последовательного описания второго хождения или пути, Антоний, как бы приплыв прямо к Златым воротам, или Семибашенному замку, начинает описание церквей уже от этих ворот вообще во всем западном углу Царьграда, притом во все стороны и до Романовых врат включительно.
170
Прямо на запад, что вполне оправдывает план Лабарта, 1. с. рl. 2, № 4, на котором статуя Юстиниана помещена на З. против западного угла Софии.
171
Место, явно, испорченное, но нет никакого основания выбрасывать эти три слова, как то делает г. Савваитов (см. прим. стр. 96), не лучше ли: «к ней внидет» – т. е. к себе возвращается. Мы же знаем, что икону носили во Влахернский дворец и м – рь Хора, оттуда назад через Петрион.
172
Т. е. смотрели мы и церковь Богородицы Влахернской. Г. Савваитов неправильно слил (через точку с запятою): «и пятерицею в Лахерную святую» – тогда как икону носили во дворец, не в церковь.
173
Как видно из прим. на стр. 96 и г. Савваитов под этими словами разумеет церковь Влахернскую, что иначе и невозможно.
174
См. о Влахернской церкви выше и текст Стефана Нов., удостоверяющий, что в ХIII – ХІV святыни были собраны во Влахернской церкви. Впрочем, Бандури в Комм. II, р. 617, замечает, что свидетельства об этих святынях и их месте крайне разнятся. По Никиф. Калл., Дюканж – во Влахернах, так и наши паломники.
175
По Анониму – в Халкопратийской церкви, см. Бандури ibid., как и все последующие святыни и придел Иакова.
176
Г. Савваитов сводит в прим. тексты Стефана, Зосимы и Ник. Каллиста (по Византию), гласящие, что святыня была положена под известную колонну Константина, как о том шло в Византии предание, вместе с секирою Ноя и алавастром Марии Магдалины.