На продолжении кряжа холмов древнего Акрополя, в том месте, где он, становясь ниже, расширяется и дает место для больших сооружений, между Акрополем и Августеоном, в узле расходящихся отсюда и теперь трех путей: на ЮЗ. по Гипподрому в Буколеон, на 3. по via triumphalis, и на С. в Торг, помещаются св. София, древнейшая и единственная соборная церковь Царьграда и столь же древняя церковь св. Ирины. Замечательно, что, не смотря на все перемены, совершившиеся в столице, ее значение как собора, благодаря уже этому положению, никогда не изменялось, и осталось тоже для мусульманского Стамбула. Константин Великий построил (между 325 – 328 гг.) церковь св. Софии в виде большой базилики уже в 20-й год своего царствования на месте неизвестного языческого храма[199]. Расширенная при Констанции (между 336 – 360 гг.) церковь св. Софии соединялась с церковью Ирины, и обе церкви были окружены одним периволом или оградою. Скудость известий древнейших историков Византии причиною того, что для нас остается совершенно скрытыми все внешние и внутренние обстоятельства постройки св. Софии: почему эта церковь поставлена во 2 – м регионе близ Акрополя, какой храм был прежде на ее месте и проч. Мимоходом заметим также, что, так как, в силу своего соборного значения, св. София и получила свое посвящение не какой-либо частной, местной святыне или святому, но высшей религиозной идее, то и самое появление множества святынь в храме совершилось гораздо позднее. Церковь, видимо, не была для того предназначена, как то будет видно из дальнейшего, даже Юстинианом, и ради того одного, понадобились впоследствии многие пристройки, приделы и проч.; точно также в церкви никогда не было крипт, как в церкви Апостолов и других больших церквах. Св. София, наконец, не была специально дворцовою церковью, но патриаршею и потому главенствующею церковью на всем христианском Востоке, и называлась «матерью Империи»: во всех торжественных службах посещалась императорами, о чем и передается каждый раз особо в церемониале. О происхождении самого имени церкви скажем только впоследствии опять по той же причине: мы знаем лишь, как объясняли себе имя это в эпоху после Юстиниана, когда аллегория имени послужила основанием легенды, но решительно никаких данных не имеем для мотивировки имени в эпоху Константина Великого, кроме того общего, что этой эпохе уже было свойственно известное у Византийцев пристрастие к символизации. В самом деде, если и церковь «древняя» св. Ирины была посвящена идее мира и, всего вероятнее, по определенному случаю или мотиву, то и посвящение церкви во имя «Святой Премудрости Божией» должно было вызываться также соображениями, от нас закрытыми историей, которая всякий раз в Византии отличается плохою памятью, коль скоро дело идет о чертах духовной истории в ее раннюю эпоху.
Все исследователи, как и сами позднейшие хроникеры Византии, очевидно, смотрят, как на факт маловажный – историю церквей до Юстиниана, т. е. до 530 г., когда София сгорела во время восстания. Аноним, изданный Бандури, делает даже прямые в этом отношении ошибки. Между тем, весьма важно, сколько времени и в каком виде существовало здание Константина: известие Сократа, Кедрина и др., что Констанций уже расширил его и сделал большою церковью, как бы указывает на то, что церковь Константина была, действительно, только превращенный языческий храм и, быть может, небольшого размера[200]. Об этой церкви затем Аноним[201], т. е. описатель времен Алексея Комнена говорит как о базилике, т. е. церкви продолговатой (dromikèhn), тогда как Феофан приписывает постройке Констанция куполообразную (sfairoeidèhv) или по крайней мере, круглую форму, а затем тот же Аноним приписывает церкви Софии, переделанной Руфином при Феодосии, форму базилики, крытой сводами (dièa kulindrik%wn kaméarwn).
Как разобраться в этой путанице известий? По нашему мнению, ни Дюканж, ни Бандури не правы, когда один принимает слишком на веру показания летописцев, а другой слишком решительно их отрицает, основываясь на неправильном счете лет. Археологическим сведениям Византийских историков можно доверять лишь тогда, когда они идут, так сказать, из первых рук, и всем известна привычка их пристраивать к памятникам имена Константина Великого, Юстиниана, Евсевия и пр. С другой стороны, ошибки в годах далеко не имеют того значения, чтобы по ним можно было бы отрицать известие о форме, виде церкви и т. п. Итак, все что мы из этой путаницы можем почерпнуть, является на первый взгляд в виде вопросов, но и вопросы важны, коль скоро они помешают укорениться голословным обобщениям. А именно: нет ничего невозможного в том, что ц. св. Софии и до Юстиниана была уже крыта сводом (хотя не куполом), и потому заключение Лабарта[202], что Константин усвоил церковным постройкам нового Рима базиличную форму «старого» Рима, не доказано, – а это заключение принято всеми. Появление архитектуры округлых и потом купольных церквей ранее Юстиниана принимается почему – то в Солуни, Эфесе и пр., но не в Константинополе[203].
199
Хотя известие Кодина, что Константинов храм был прежде капищем (тоже о ц. Ирины) единично, и Бандури опровергает его, свидетельствами других, однако оно очень любопытно, и главное, довольно вероятно. См. Banduri Comm. к кн. IV, т. 2-й р. 764.
200
Кодин в соч. Perì \agéalmatwn. Bon. p. 64, рассказывая о том, что Юстиниан распорядился вынести 420 статуй из св. Софии и распределить по городу, поясняет, что эти статуи, в большинстве языческие, были поставлены в древней базилике, когда она служила языческому культу – e\iv e\idwleèion teloéushv.
201
Текст Кодина почти буквально совпадает в описании с Анонимом, т. е. прямо взят из него. Мы будем указывать их варианты.
203
Указываем по этому случаю на любопытный, хотя совсем не ученый спор между известным драматургом Сарду и А. Дарселем по поводу постановки трагедии «Феодора» (см. Chronique des В. A. 1885 Fevr.): спор велся и о том, была ли до Юстиниана ц. Софии круглой и купольной.