Пересказав затем о чудных кадилах под главным куполом, венце Константина под киворием и других 30 венцах, золотом кресте за престолом и пр., Антоний переходит к описанию другой стороны, т. е. Северной, опять начав от алтаря. «Во святей же Софеи у олтаря на правой стране ту есть моромор багрян и ту поставляют престол злат и на престоле поставляют царя на царство», – стало быть, на левой стороне, по преданию. На той же стороне икона Бориса и Глеба, кадь мраморная (и до селе воспоминание о ней сохранено в виде круглой кади, близ так наз. потеющей колонны, обложенной медью)-якобы «кладязь самарийский, у него же глаголал Христос к Самаряныни». А оттоле святый Аверкий и Григорей Великия Армении и Селивестр лежат» и пр., которых изображения, вместе с Николаем, Василием Вел., Григорием Богословом и пр. расположены над срединными арками.
Дополняя это описание другими и близким к нему по точности, но далеко не столь полным рассказом Стефана Новгородца, узнаем, что на той же стороне придверный столп был посвящен Василию Великому и были два замечательные изображения Спаса, одно чудотворное, от которого струилась вода, и другое – икона Спаса Исповедника, по наименованию «Элеон-гора». К сожалению, мы не знаем ни одной мозаики под сводами бокового северного нефа (как и южного), но еще и теперь под штукатуркой легко различаешь контуры мозаик, почему и полагаем, что лишь недостаточность исследования Фоссати именно в этих частях храма была причиною установившейся гипотезы о небольшом числе фигурных изображений здесь, тогда как, наоборот, купола и верхние своды (за исключением опять сводов гинекея) были декорированы золотом и серебром с немногими лишь колоссальными изображениями.
На С. же стороне и теперь есть большие разделанные двери, которые должны были вести в большой баптистерий или крестильницу водную, «и написан в ней Христос в Иердане, крестится от Иоанна, со деянием написан: и как Иоанн учил народы, и как младыя дети металися в Иердан и людие; тоже все Павел хитрый писал при моем животе, и нету таково писмени.» Место этой крестильницы указывается как раз там, где и теперь стоит еще необследованное круглое здание, явно древней постройки, близ СВ. угла храма, о чем см. ниже. Мы затрудняемся понять, где, наконец, путешественник Реймерс[214] видел, смотря с галереи, на потолке корабля фигуры орлов и другие арабески, также много надписей (в одной была выставлена цена будто бы 50 талантов). Тот же Реймерс, очевидно, говорит об этой крестильнице, как о комнате, в которой на стенах, потолке и над дверью находились фрески, изображавшие апостолов и в натуральную величину.
К сожалению, тот же Антоний ничего не говорит о двух притворах храма с зап. стороны, упоминая, напротив, о притворе за алтарем, где напр. он указывает (мозаическое?) изображение Стефана, о палатах, на которых в это время помещалось уже хозяйство патриарха (не южная ли часть отделенная и теперь мраморною позднейшею стеною?). Между тем было бы весьма любопытно знать, что именно находилось в притворах[215] во время Антония. Патриарх Константий полагает, что первый внешний притвор или ексонартэкс служил для оглашенных и metanoo%untav[216], но не дает никакого назначения внутреннему. Первый имеет теперь лишь три двери, ведущие во второй и то – подобие широких ворот, а две остальные по бокам – одна заложена, другая ведет в неизвестное помещение, по – видимому, позднейшего происхождения. Стены его замазаны штукатуркой и лишены всякой орнаментации. Если бы этого притвора не было, то с З. стороны открывался бы чудной архитектуры фасад, подобный ц. св. Марка в Венеции, с открытыми наружу великолепными бронзовыми дверями. И так как атриум перед храмом крайне мал, сравнительно с ним самим (а предположить, что теперешний двор меньше первоначального, нельзя, так как за решеткой уже прямо через узкую улицу начинается сильный склон холма), то возможно думать, что этот второй притвор понадобился лишь впоследствии для целей строительных. Тогда бы св. София, действительно, имела фасад, и не было бы нужды устанавливать особую теорию византийской архитектуры, будто она чуждалась фасадов и вообще декорации здания во вне, чему противоречием служат все церкви Константинополя и Италии. Мне кажется, что отсутствие фасада в св. Софии с какой бы то ни было стороны произошло от пристроек, которыми хотели, со времен Юстина, обеспечить ее устойчивость. Наиболее ясно указано на неопределенное назначение этого внешнего портика или нартэкса в примечаниях Грело (Бандури т. II) к его рисункам. Он говорит: «из преддверия (внутреннего нартэкса) входишь в другой портик с зап. стороны, который и уже и короче, чем первый, и назывался нартэксом. Так как он служил для кающихся и оглашенных, в нем не было ни украшений, ни икон. Свод его устроен ребрами (en areste de poisson), и пол собран беспорядочно из плит мрамора. Это обстоятельство дает многим повод думать, что этот портик не одного времени с храмом, тем более, что именно он мешает видеть фасад. Но так как нет никаких признаков, чтобы такой фасад или входная сторона в св. Софии существовали[217], кроме того входа, который есть[218], и так как было бы невозможно поместить за 20 футов впереди храма одну колоссальную башню[219] и полдюжины контрфорсов, не связав все это вместе стеною, то и можно сказать, что этот нартэкс столь же древен, как и части храма».
214
Reise d, russ. Gesandtschaft im 1793. 2 Th. in 4°. S. Pet. 1803 Mit Kupfern u. 1 Karte.
215
Летопись в известии о взятии Царьграда в 1204 г. передает: «и святое Софие притвор погоре, идеже nampuapcu вcu написани, иподрумье и до моря». Полн. собр. Рус. лет. III стр. 28.