Несколько выше мечети Кефели Паспати открыл древнюю византийскую часовню под именем Оданармеджиди[291], под которою находящийся ипогей еще сохраняет фресковые изображения; рядом другая часовня, из чего автор находки правильно заключил, что это были постройки монастырские. На Восток от той же мечети Паспати нашел часовню среди сада Богдан – Серай, полуразрушенную, но со следами фресок внутри[292].
Но в этом наиболее отдаленном закоулке Стамбула, на седьмом, северном холме древней Византии, в той местности, где начали грабеж только что взятой столицы Оттоманы, и где с тех самых пор все еще гнездится прежнее разношерстное население, вблизи Адрианопольских ворот и в соседстве развалин дворца Константина «Текфур – Сарая» (др. tèa Kéurou), – вот уже более четырех веков укрывается одинокое замечательное здание мечети «Кахрие – Джамиси» (таб. 25). Богатая дворцовая церковь в лучшие времена Империи, а затем многолюдный монастырь, в который стекался богомольный народ Византии на поклонение выставлявшейся здесь по праздникам, после императорского дворца, чудотворной иконы Одигитрии, – ныне это бедная, хотя изящной архитектуры мечеть, среди безлюдного, нищенского и фанатического квартала.
Но внутренние стены и особенно поверхности куполов и сводов этой убогой мечети покрыты древними мозаиками, которые своими крестами и ликами возбуждают понятное удивление в посетителях мечети, и которые не только представляют единственный в своем роде памятник в Константинополе, но после Солуни, не имеют ничего себе равного, по крайней мере теперь и на всем христианском Востоке. Эта мозаическая роспись не тронута ни реставрацией, ни новыми переделками, как почти все мозаики Италии, хотя и разрушается от невежественного обращения и сильно пострадала от фанатизма мусульман. Во всяком случае, эти мозаики на столько сохранились, что только понятное желание приобрести их для зал Лувра может оправдывать недавние предложения турецкому правительству известного дипломата и археолога Вогюэ спилить мозаики и продать Франции, «чтобы сохранить их от разрушения», как было, говорят, выражено в предложении.
И, однако же, если не считать этих чисто современных попыток ближе познакомить европейскую науку с замечательным памятником, он остается все – таки весьма мало известным. Древнюю церковь «Спаса в Хоре» или просто монастырь «Хора», как называли мечеть Кахрие в древней Византии, знают по многим свидетельствам истории П. Жилль[293] и Дюканж[294]. Первый путешественник, обозревший памятники и древности Константинополя, известный Иос. Гаммер[295] осмотрел и мечеть Кахрие внутри; он видел, как кажется, мозаики в значительно большей сохранности, чем теперь, но сказал о них лишь несколько слов. Не более посчастливилось памятнику и после, и до настоящего времени сведения наши о нем ограничиваются немногими мимоходом сделанными заметками[296]. Между тем, в результате беглого рассмотрения исторических свидетельств о том, что церковь монастыря в «Хора» обязана вообще всеми своими украшениями щедрости известного в византийской истории Феодора Метохита и что, следовательно, самые мозаики относятся к концу XIII или даже началу XIV столетия, – уже успели оказаться и отчасти упрочиться и различные общие взгляды на эти мозаики. Именно для некоторых западных археологов не легко оказалось примирить даже самый факт существования замечательного поздневизантийского памятника на собственной родине византийского искусства, с своими устарелыми взглядами на его историю. Еще более затруднений явилось, когда очевидцами были указаны чисто художественные красоты этих мозаик. Изящество композиции, блеск красок, крайне стильная, строгая, но вместе изящная манера в передаче византийских типов, какая – то особая грация и тонкое, хотя сантиментальное и преувеличенное выражение лиц, – все это, очевидно, должно было удивлять ученых и знатоков, привыкших, хотя бы в теории, видеть в византийском искусстве после Юстиниана мертвую, уродливую мумию. Легче было сделать самые странные, по – видимому, вовсе неуместные догадки, чем на первых порах поступиться предвзятыми теориями. Таковы были догадки, что мозаики эти должны быть произведениями западного художества, а именно одного из художников начальной эпохи итальянской живописи, исполнившего будто бы в византийской схеме свои собственные живые композиции[297].
296
Пюльгер в кратком текстt к таблицам своего издания : Les anciennes eglises Byz. de C – ple, 1880, XXX pl. in fol. 6 livr., почти ничего не говорит о мозаиках, а только об архитектуре мечети Кахрие. Более сообщает К. Лютцов, очевидец памятника, в рецензии издания Пюльгера, в Zeitschrift f. bild. Kunst, 1880 p. 156 – 8. В последнее время г. Мюльман сообщает перечень мозаик в статье Kahrije – Djami a C – ple в Revue Orientale, 1886, №1, 2. С своей стороны мы издали в 1881 г. описание мозаик с видами и снимками некоторых мозаик в контурах; предлагаемое здесь описание есть переработка предыдущей статьи, которую мы сочли нужным опубликовать здесь, ради важности самого памятника и желания объяснить издаваемые ныне впервые фототипические снимки с мозаик.
297
Конечно, дело не пошло пока далее простых догадок, ничем не подкрепленных, но уже один любитель раннеитальянской живописи счел нужным посвятить целую публичную лекцию (читана в Константинополе) доказательствам, что мозаики сделаны одним из учеников Джиотто. Далее известный исследователь христианской археологии и искусства Ж. П. Рихтерг, вероятно уступая сложившемуся взгляду, в своей статье: Abendlandische Malerei u. Plastik in den Landern des Orients, помещенной в Zeitschrift f. bild. Kunste, Bd. ХIII считает (как видно из общего заглавия статьи) мозаики произведением западного искусства и сближает их с Дуччио Сиенским.