Итак, перед человеком стоит задача исполнением добродетелей и заповедей достичь очищения ума, исихии и бесстрастия (I, 94; II, 105), стать чадом Бога (I, 100, 7; II, 75), Которому необходимо принести чистую душу (I, 89), по образу и подобию (II, 117). Соответственно, подвизающийся на этом пути проходит три этапа (II, 15). Деятельное знание, связанное с познанием законов видимого мира, соединено с практическим исполнением добродетелей. Естественное (природное) ведение, доступное ангелам и у совершившимся монахам, открывает устроение духовного мира. Созерцательная жизнь (II, 69) ведёт к таинственной причастности божественной жизни. На этих трёх этапах человек постепенно превращается из раба Божия, движимого страхом, в Его любящего друга, а затем становится и сыном, обладающим совершенной любовью (II, 75). Не все достигают вершин добродетелей, но и твёрдо стоящие на низших ступенях и неунывающие также не лишатся награды (I, 77–78).
Очищение ума является, таким образом, сразу и необходимым условием, создающим верные установки подвизания, и конечной целью, ведущей к созерцательному умозрению.
На первом (точнее, предварительном) этапе происходит исцеление ума, сознающего, как уже было сказано, что порок не имеет сущностного бытия и является добровольным уклонением ума от Сущего (II, 8–10). Так называемые страсти по природе своей нейтральны: если они движутся естественно, то становятся благом, а если противоестественно, то злом (II, 24). Познание страстей, искажающих образ Божий, является условием познания человеческой природы — такой, какой сотворил её Бог (II, 76). Следовательно, достижение правильного образа жизни зависит от верного понимания устроения души и страстей, стремящихся поработить душу вопреки разуму.
В душе Иоанн Карпафийский традиционно выделяет три части: две низшие — вожделение и гнев (ярость) — и высшую, духовную, разумную — ум (II, 30; 52; 73). Первые две — вместилище страстей, действующих вопреки разуму. Эта «страстная часть» и требует предварительного излечения, совершаемого следующим образом.
Сначала надо исцелить возделывающее начало как источник всех гневных и страстных движений (II, 52; 63; 72; 73; 78), но прежде ум должен отделить возделывающее начало от яростного, союз которых особо опасен (II, 52; 73). Для исцеления существуют два основных лекарства (II, 92; 104–105) — воздержание (II, 78; 54; 88–89) и терпение. Воздержание уврачует вожделение, а терпение — гнев (II, 30).
Воздержание — это одновременно и благочестие, благоговение, безмолвие и смиренномудрие (II, 103). Однако сначала надо достичь мысленного воздержания (II, 88; 90), так как прежде семя, а потом плод (II, 74–75).
С помощью воздержания подвижник воюет против трёх главных идолов — чревоугодия, сребролюбия и тщеславия (I, 86; II, 78; 114).
Тщеславие особенно опасно (I, 59). Бог не даёт премудрости и при тысячах молитв из-за тщеславия (II, 29). Даже достигший ведения может лишиться его по причине этого порока (II, 17). Борьба с самомнением является третьим, последним подвигом монаха (II, 79). Чтобы не возникало у подвижника тщеславия, Бог отнимает у него те или иные дары, подвергает его многим испытаниям ради исправления души (I, 22; 38; 62–63; 71; II, 16).
Чревоугодие внушает сомнение в промысле Бога, Который не попустит нам умереть с голоду (I, 48). Признаком этой страсти служит стремление разнообразить пищу (II, 64–65) или чрезмерно насытиться после временного воздержания (II, 66; 63). Пост, однако, не самоцель (I, 12). Он — как и молчание (I, 59; 90), умеренность в одежде, избегание бесполезных бесед (I, 20) и разговоров с детьми и девушками (II, 103) — лишь орудие для воздержания и хранения безмолвия (I, 9).
Третий особо опасный порок — сребролюбие, вызываемое тремя основными причинами: тайной гордыней, привязанностью к имуществу и немощью веры (II, 45). Происходит оно от того же опасения бедности и голода (II, 46–47). Милостыня под предлогом крайней бедности — воровство (II, 50).
Воздержание дóлжно практиковать не периодами, а постоянно. Приверженность даже к малому искушению мешает прогрессу добродетели (I, 26). Однако поскольку сохранить постоянное воздержание трудно, этому помогает страх Божий (II, 55; 23; 26; 30). Он рождается от смиренного поучения Священному Писанию (II, 113), ибо изучение Библии ради голого знания порождает тщеславие (II, 110). Все же страх — подсобное средство на начальном этапе подвизания (II, 63; 75; 86). У совершенных страх сменяется любовью (II, 86), и они исполняют добродетели не ради чего-либо, но по одной любви к Богу (II, 99). Как страх помогает воздержанию, так любовь помогает терпению (II, 92).