Несколько слов следует сказать о рукописях трактата, перечисленных ниже, перед переводом, в списке сокращений. Греческие рукописи сильно разнятся между собой даже в пределах, выделяемых с трудом родственных групп. По мнению И. Осэра, к одной группе принадлежат лишь А и С, различающиеся только орфографическими вариантами, к другой (с совершенно неопределёнными взаимоотношениями и резкими особенностями, так что каждая рукопись могла бы представлять отдельную ветвь) — B D O P. Рукопись В представляет, по Осэру, «наиболее удовлетворительный текст», однако в ней есть одна большая и совершенно самостоятельная вставка. Рукопись D характеризуется странным повтором большого фрагмента текста (см. об этом ниже в специальном приложении). Древнерусский перевод довольно точен (за редкими огрехами). Кажется, что его греческий оригинал часто ближе всего к парижской рукописи (Р)[274], однако лишён многих недостатков последней и является более исправным[275]. Это даёт нам право сделать заключение, что русская монашеская традиция XV-XVI вв. располагала кодексами достаточно высокого качества (возможно, близкими по-своему происхождению к афонским исихастским кругам), — со всеми дальнейшими выводами.
Приходится сожалеть, что до сих пор не появилось нового издания трактата, в котором были бы выявлены и учтены все сохранившиеся рукописи (И. Осэр писал, что ему удалось взглянуть на афонские рукописи лишь мельком) и определена их стемма. Например, давно известно о рукописи афонского монастыря Ксенофа № 36 (738)[276]. Сам Осэр издал чуть позже начало трактата в рукописи Panteleimon. 571 (отмеченной в каталоге Ламброса, где названы и другие кодексы, содержащие Метод). А. Риго привлёк ещё Bodl. Canon. gr. 16 (первая четверть XIV в.), л. 87–98[277]. Работа по выявлению, классификации и изданию всех древнерусских рукописей, содержащих этот трактат, также не проделана. Без должной скрупулёзной палеографической (вплоть до определения происхождения рукописей и почерка писцов) и текстологической работы (касающейся не только Метода, но и сочинения Никифора и даже самогo, гораздо более позднего, Добротолюбия) вопрос об атрибуции произведения, как и задача окончательного установления текста, не может быть решённым (на этом фоне любые дискуссии подобного рода, а тем более категорические утверждения, кажутся преждевременными и даже странными).
Началу трактата в разных рукописных традициях предшествуют либо стихотворная эпиграмма, либо прозаический отрывок. Для самого трактата эти предисловия ничего не дают, однако они важны для атрибуции произведения.
1) В рукописи Pant. 571 трактату предшествует краткое вступление, опущенное И. Осэром в первом издании, но опубликованное им же чуть позднее[278]. Не заметно, чтобы этот фрагмент был как-то связан по своим содержанию и композиции с трактатом (переход от предисловия к основной части явно делается ex abrupto при помощи формального выражения «следует же знать, что»), а не являлся какой-либо посторонней вставкой (по мнению Осэра, этот фрагмент, отсутствующий в произведениях Симеона, уже был использован в виде вкраплений в послании аввы Исаии, около 1200 г., к монахине Феодоре, дочери императора Исаака Ангела, где Феодора побуждается к исихастской жизни и исполнению молитвы «Господи, помилуй». В таком случае Никифор не мог быть автором фрагмента, циркулировавшего гораздо ранее). Мы не видим особых оснований для помещения его в начале сочинения. В качестве специального приложения приводим здесь наш перевод этого предисловия (ср. также перевод А. И. Сидорова в указанной статье в «Символе»).
Диавол со своим воинством обрёл безнаказанную свободу — с того времени, как чрез преступление <заповеди> изгнал человека из рая и <удалил от> Бога, — колебать мысленно и ночью, и днём разумное [начало] всякого человека — одного часто больше, другого реже меньше, а иного ещё дольше более всех. И не иначе он [человек] может укрепиться, кроме как постоянным памятованием о Боге, пока сила креста, отпечатлевшись в разуме мысли, не укрепит его к неколебимости. Ведь к сему направлено все, [связанное] с духовным ристанием трудом, борьбой, раз каждый христианин взял на себя <долг> подвизаться, состязаясь на поприще Христовой веры[279]. В противном случае он тщетно будет соревноваться. Ради этой борьбы <и существуют> все разнообразные и трудные упражнения для Бога, чтобы преклонить благоутробие благого [Бога] — да возвратит Он ему первое достоинство — и чтобы отпечатлелся в разумном [начале] Христос, по словам апостола: “Детки, которых я снова рожаю в муках, доколе не изобразится в вас Христос”[280].
274
Вот характеристика И. Осэром (Hausherr 1927, 149 53) этой рукописи: «Р путает Симеона Нового Богослова с Метафрастом. В остальном, несмотря на свою более верную орфографию, кодекс содержит, как и предыдущие, значительные ошибки и несколько явно испорченных мест». Возможно, определённая близость
275
Читатель имеет возможность сам сравнить на основе критического аппарата разночтения древнерусской и греческих рукописей и составить своё собственное мнение.
276
По каталогу Ламброса т. 1, № 738, с. 64–65, указано уже иеромонахом Пантелеймоном в кн.:
278
Hausherr 1930, переизд. (репр.) с сохранением старой пагинации и параллельной новой в кн.: Hausherr 1966,