Хваление — богоприличное славословие, приносимое Богу через созерцание сущего; или иначе, хваление — благодарственное славословие, воссылаемое Богу за откровение тайн, как говорит Даниил[84]: "Сам открывающий глубины и сокрытое, знающий то, что во мраке, и с Ним свет. Ты Бог отцов моих. Благодарю и хвалю, что мудрость и силу Ты дал мне и сделал мне известным то, что я просил у Тебя» и следующее[85].
Боязнь смерти не согласна с природой, ибо никто не дерзнул бы против[остать] смерти[86]; но ныне смерть презирается всеми добродетельными [людьми]; следовательно, нечистая совесть производит боязнь смерти. Так, Павел, подвизавшийся добрым подвигом, течение совершивший и веру сохранивший, в чаянии получить «венец праведности»[87] имел желание «разрешиться и быть со Христом»[88], и избегаемое большинством [людей] — имею в виду разлучение с телом — было им предпочитаемо.
Тот, кто в этой жизни умер грешной смертью и главной жизнью имел жизнь по плоти[89], справедливо боялся разлучения с плотью, отделяющего его от сподручной жизни. Праведник же, до разлучения с плотью законом добродетели отделившийся от плоти и считавший смертью жизнь по плоти (как говорит блаженный Павел: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?"[90]), — таковой, как справедливо приходящий к жизни, почитает любезной осязаемую смерть как возводящую его к истинной жизни.
Там спешит быть любой, где его имущество и что порабощает его вожделение. Приобрётшие имение на небесах[91], словно посылаемые в свою отчизну, стремятся к выхождению из тела[92]; для тех же, кто беден добродетелями, разлука с телом — изгнание [на чужбину], лишающее их имения и привычных для них удовольствий.
Дурное согласие яростной и вожделеющей [способностей] порождает печаль и гнев, зависть, неправедную ненависть, злопамятство и все близкое этим [порокам]. Если же ум лучшим помыслом отделит одну от другой названные способности и яростное [начало] начнёт войну в защиту тех добродетелей, которые внушаются божественным страхом, то он ниспровергает неразумные порывы вожделения, благословно подвигая ярость на гнев, дабы не согрешить склонением вожделения к дурному; и это означает «гневайтесь и не согрешайте»[93].
Исполнение практической [добродетели] аналогично семенам[94], безупречное возделывание которых и созревание порождает знание, соответствующее практике. «Сейте себе в праведность; пожинайте себе в плод жизни; просветите себе свет знания»[95].
Каждое осязаемое семя естественно производит подобное по роду: так, из хлебного зёрнышка произрастает хлеб, и чечевичное зерно и каждое из прочих семян порождает [себе] подобное. Но с семенами добродетели дело обстоит не так. Ведь одно и то же [семя], когда над ним трудятся и оно сеется часто двумя или тремя и более работниками, порождает разные плоды, так что одного делает в знании рабом Божиим, второго — другом, третьего — сыном. Различие же в плодах, рождающихся от одного семени, производят помышления, которыми движутся бросающие в себя семена дел. Доброе [семя], сеемое от помышления страха Божия, порождает раба Божьего; от начальной любви — производит друга Божьего; а от совершенной любви — соделывает сына Божьего.
Если мы познаем, во что превратили себя своими дурными делами, тогда узнаем, какими сотворил нас по природе Бог[96].
Ум, познавший себя по природе, никого не порицает за те внешние обиды, которые он терпит или переносит: ведь если бы он не пострадал прежде без кого-то, то не страдал бы от кого-то.
Воздержание есть узда, сдавливающая порыв возделывающего [начала] к брашнам, деньгам или славе.
Три следующих друг за другом подвига ждут душу в делании добра и хранении [его]. Первый — противоборство препятствующим её стремлению свершить нечто добродетельное; второй подвиг — сохранить добытое добро не разграбленным, когда помысел отталкивает от себя похвалы извне; третий подвиг — противление самодовольству и самомнению.
Всякая вдова стала бесплодной до вдовства[97]. Если сказано, что, после того как «утвердилась на нас милость» Бога, «все народы хвалят» Его[98], то певший о восьмерице[99] разумно молвил, что никто во аде не исповедуется Богу, так как он говорит «во аде кто исповедуется Тебе?»[100] вместо «никто».
86
Эта силлогистическая посылка напоминает скорее стоическую мораль (дошедшую до культа самоубийства!), чем библейскую (смерть как следствие грехопадения Адама и естественный страх перед шеолом).
94
Букв. «содержит слово семян» (σπερμάτων λόγον ἐπέχει): здесь можно видеть намёк на стоическое учение о «семенных логосах».
96
Этот афоризм, по наблюдению Д. Бальфура, повторен (в обратном порядке) в
97
Толкование: причина бесплодия женщины не в муже, а в ней самой, так что вдовство не служит оправданием. Душа отпадает от Бога не потому, что Бог отвергает её, а потому что она сама оказалась бесплодной и неспособной к вечной жизни. Ср.: Пс.-Макарий Египетский, II, 52, 6, p. 27[: 6–7] Marriott.
99
Имеется в виду написание шестого псалма, цитируемого ниже (ср.: Пс. 11): «В конец, о восьмом». В еврейском написание речь идёт о начальнике хора и о восьмиструнном инструменте (либо о пении в интервале октавы), но греческий перевод позволяет интерпретировать эти «технические» слова в символическом смысле конца мира и восьмого дня (см. византийские комментарии к написанию псалма). В целом толкование этой главы затруднительно, не в последнюю очередь из-за многозначности символа «восьмерицы» в святоотеческой экзегезе. Для каких-либо идей в духе «апокатастасиса» автор, кажется, не даёт никакого повода. Хочет ли святой отец сказать, что после Страшного Суда нет больше места покаянию грешников и, стало быть, милости Божией?