Сначала, император пропустил эти слова мимо ушей, потом переспросил. Наконец, он насмешливо посмотрел на меня: «Из далёкого будущего? Но как же Конец Света, Страшный суд!?»
Император сделался очень серьёзен и потребовал, чтобы я поклялся хранить в тайне, то что он сейчас мне расскажет. Волнуясь, я поклялся: сейчас он откроет план спасения правящей верхушки, я не умру!
«Открою тебе тайну, — смотря мне в глаза, сказал он. — Через 71 год будет потоп, всё живое исчезнет. Парижские евреи рассчитали и сообщили Папе год потопа. Епископ Леонард сообщил мне это. Это государственная тайна»
«Ты не мог знать об этом», — он мягко улыбнулся над тем, что я «trasferito dal futuro», как над наивной ложью ребенка. «Что же тогда будет с миром через 600 лет?» — вздохнул император с выражением, что нас-то это мало касается, мы не доживем ни до Страшного суда, ни даже до завтра. Он потерял интерес ко мне, как к путешественнику во времени, и снова замолчал, погрузившись в свои мысли.
Если император думал о судьбах Византии и готовился к смерти, то я умирать не собирался. Я бесцеремонно спросил: «Где мы сейчас? Что там? (я показал наружу)»
«Мы около Софии», — с трудом выдавил из себя император.
«А зачем вы бежали сюда? Как вы думали спастись?» — продолжал я мучить его.
Император гордо скрестил руки на груди, посмотрев мне в глаза. Потом что-то изменилось в его лице, он вздохнул последний раз и рассказал мне следующее:
«Вчера, когда султан начал большой штурм, было ясно, что скорее всего город падет. Стены едва держались после двух месяцев ежедневного пушечного обстрела. Людей было мало и они устали. Мы бы не выдержали атаку, даже если бы Джованни вчера не ранили и генуэзцы остались бы на стенах»
Он помолчал и продолжил: «У меня есть два близких друга — Георгиос и Лука. Вчера, перед тем как ехать к воротам Романа, я договорился с ними. Если станет ясно, что город пал, мы встретимся в Софию и умрем вместе, защищая ее» Император надолго замолчал. Как бы отвечая ему, в тишине редкие капли звонко шлепали о каменный пол. «Но, видно, я опоздал», — закончил император. Я понял, что император не поможет мне спастись.
38
В этот момент из глубины подземного хода послышались шаги и голоса, теперь уже не было сомнений, что погоня близко. Мы переглянулись: через минуту в этом тупике нас убьют. Я стал всматриваться вниз по коридору, кто же появится. У меня задрожала коленка. Император спокойно обратился ко мне:
«Как тебя зовут?»
«Кирилл? А вас?»
«Константин», — ответил он.
Вдруг император коротко перекрестился и, к моему ужасу, разбежавшись, вышиб дверь и вылетел наружу в солнечный прямоугольник. Я оказался один в коридоре — между темным прямоугольником уходящего вниз коридора и солнечным — дверного проёма. За обеими были убийцы — невидимые в темноте или на ослепительном свету. Оглядываясь и прислушиваясь к происходящему снаружи, я пошёл за императором. Император стоял, озираясь метрах в десяти. На него никто не нападал. По мере того, как глаза привыкали, стало видно, что мы одни на залитой ослепительно белым солнцем площадке. Воздух вокруг нас, казалось, был пропитан смертью.
39
Осмотревшись, я понял, что мы находимся у самых стен собора святой Софии — мы, по сути, вышли из здания собора: снаружи, выход из подземного хода выглядел, как незаметная дверь недалеко от главного входа в Софию. Турок, по-прежнему, не было видно. Безлюдность центра захваченного голода казалась необъяснимой.
Пока я соображал, куда бы нам было безопаснее всего скрыться, император решительно двинулся к главному входу в громаду собора. Мы пробрались через разбросанные перед входом расплющенные бревна и куски колонн, видимо, перепробованные в качестве таранов. Парадные двери, покрытые позеленевшими барельефами, были выломаны и валялись на полу. Ничто не помешало нам войти в собор прямо через главный вход. Император, с мечом наготове — и я за ним — осторожно вступили в собор.
Казалось, мы вошли в исполинскую драгоценную шкатулку. В разгар солнечного полудня собор изнутри был наполнен золотым блеском — гигантские золотые дуги куполов и арок величаво пересекались в сложной гармонии, покрытые золотой мозаикой стены блистали в лучах солнца, проникавших через бойницы.
На первый взгляд исполинский собор был пуст. В отдалении ходили небольшие группы солдат в кирасах и в высоких колпаках, нелепо заломленных назад. «Giannizzero», — снова произнёс это слово император. Теперь я понял его значение — раньше я принимал его за итальянское ругательство — оно означало: «Янычары». Перед нами были знаменитые безжалостные янычары.