Когда я подошел, вся компания весело прощалась с едва державшимся на ногах парнем, уходившим в ночь, тяжело опираясь на улыбавшуюся молодую женщину. Разговор шел по-итальянски, я вспомнил, что я в венецианском квартале. Обсуждали сегодняшний триумф на море. Как я понял, перебравший собутыльник был помощником капитана одной из двух прорвавшихся к городу венецианских боевых галер (galea da battaglia). Обсуждали явное бессилие турок против западной военной техники и значение привезённого послания от Папы Николая к императору. Папа сообщал о скором прибытии "большого" флота из тридцати галер.
Разговор перешёл на ранение Джустиниани. Какой-то сухощавый лысый старик говорил со злой улыбкой, что Джустиниани сбежал с поля боя. С ним заспорил молодой парень в помятой кирасе:
— Джованни герой: когда половина ворот Феодосия вдруг рухнула, он приказал запереть ворота внутренней стены за спиной у солдат, чтобы им некуда было отступать.
— Как же тогда получилось, что Джустиниани ушел сам и увел свой отряд. Император умолял его остаться, а он ушёл и отряд увёл! — с ненавистью возразил лысый.
— Чего ждать от генуэзца! — поддержал его дядька с чёрной бородой.
— Но Джустиниани же был тяжело…болен (malato), — забыв, как по-итальянски «ранен», сказал я и придвинулся к огню. Этим я привлек к себе внимание: чернобородый нехорошо спросил, не генуэзец ли я.
— Я русский.
— Русский посол? — спросил кто-то. Все почему-то засмеялись.
— Кого только нет в Городе, — ухмыльнувшись, пробормотал чернобородый и продолжал гнуть свое. — Генуэзцам легче — у них семьи в безопасности, а что турки сделают с нашими!?
— Русский, ты униат? — улыбаясь мне, спросила молодая женщина. Кое-кто из мужчин усмехнулся.
— Лола, русские — несториане, — ревниво встрял парень в кирасе.
— Я спросила просто из вежливости. Я веротерпима (tollerante), — улыбнулась Лола и протянула мне чашку с черной жидкостью.
Выпить красного вина после такого дня было чудесно. Голодный, я быстро пьянел.
Где-то в темной дали стал нарастать гул.
— Что это? — спросил кто-то.
— Это барабаны, — сказал парень в кирасе. — Тысячи барабанов. Это начало большого штурма.
Парень поднял с земли меч и быстро ушёл в темноту. Разговор затих, все почувствовали, что в этот грозный час слова стали легковесны.
19
В темноте мы молча стояли вокруг жаровни. Со стороны Софии раздался мерный кислый звон, как будто били по рельсе. Вторя ему, зазвучали колокола десятков дальних и ближних церквей, город наполнился колокольным звоном. Все у жаровни засобирались на службу в Софию. Лола шла со мною рядом.
«Русский, ты знаешь предсказание, что, если неверные приблизятся к Софии, появится ангел божий (l'angelo di Dio) и поразит их огненным мечом (una spada infuocata)?» — она говорила о том, что пугало её, и в тоже время кокетничала. «Но я не верю в ангела», — продолжала она. Лола захватила с собой маленький кувшинчик вина и изредка подливала в чашку, делясь со мной. «Я думаю, если османы прорвутся в город, они просто сделают с нами, всё, что захотят», — грустно хихикнула Лола и сделала большой глоток из кружки.
Мы зашли в огромное пространство собора через гигантские двери, которым, казалось, был не страшен никакой штурм. Низко висящие на цепях обручи-подсвечники, отбрасывали золотой отблеск на ряды исполинских колонн — тёмно-зеленых и красных, на золотой купол и иконостас. Пение невидимого хора заставляло дрожать тёплый воздух. Оно подымалось под купол, соединяясь с лентами сладкого дыма. Собор был полон, казалось, весь город собрался помолиться в этот страшный час. Толпа прижала нас с Лолой друг к другу, с волнением я ощущал ее тёплую грудь, упиравшуюся в мой локоть.
Сквозь черные спины горожан иногда были видны священники в золотом облачении. Раз или два мне на глаза попался белый светящийся прямоугольник айфона.
Звякая и поблескивая доспехами, вошла обособленная группа военных. «Генуезцы!» — услышал я шепот Лолы. Её рука в толчее взяла меня за руку. В темноте блеснул ее взгляд. Я пожал ее руку, мне нужен был друг в этом чужом мире, и просто она мне нравилась.