После смерти Константина Великого в 337 году империя была разделена между его сыновьями. На Западе правили Константин и Констант, а на востоке – Констанций. Отношения между братьями были натянутыми, поскольку Констант и Константин строго придерживались Никейского Символа веры, а вот Констанций покровительствовал арианам, отрицавшим единосущие Христа Богу Отцу. Правда, современные исследователи призывают аккуратно относиться к этому термину.
В действительности вот та позиция, которая очень скоро установилась после Никейского Собора, проистекала не из того, что это были последователи Ария. Они все почти отвергали Ария – одни совершенно отвергали, а другие немножко лукавили и говорили: как мы, епископы, можем быть учениками, последователями всего лишь пресвитера Ария. Но термин «единосущный», который вошел в Символ веры, вызывал возражения. Самое главное заключалось в том, что его нет нигде в священных книгах, то есть он заимствован из внешней философии.
По преданию, это ключевое для I Вселенского Собора определение предложил сам Константин Великий, но император не мог знать того, что у этого слова была предыстория. Дело в том, что за полстолетия до Константина на одном из поместных Соборов в Сирии была осуждена ересь епископа Антиохии Павла Самосатского, который для описания отношений между лицами в Троице использовал как раз таки термин «единосущный».
В чем тут дело? В том, что Павел Самосатский отвергал вообще личное бытие Сына Божия. И говоря о единосущии Сына Отцу, он попросту говорил о том, что на уровне высшем, чем земной, это одно и то же. То есть «единосущный» – это значит «один и тот же», в то время как никейский термин «единосущие» обозначает единство природы, сущности, при все-таки очевидном различии лиц, или ипостасей.
Но многих восточных епископов настораживала эта смена значения давно известного слова, а кроме того, они склонялись к мысли, что среди лиц Троицы должна быть определенная иерархия, ведь не зря Иисус Христос в Евангелии говорит: «Отец Мой более меня» (Ин. 14:28), поэтому к решениям Вселенского Собора они относились с подозрением. Ко времени правления Констанция практически все кафедры на Востоке империи были заняты арианами. Тем временем на Западе империи начался период смуты. В ходе гражданской войны сначала погиб Константин II, затем и его брат Констант. К 350 году Констанций остался единственным законным императором из династии Константина Великого, более того, единственным представителем – детей ни у него, ни у его погибших братьев не было, поэтому Констанцию волей-неволей пришлось вспомнить о своих двоюродных племянниках.
В 350 году Констанций объявляет своего двоюродного племянника Галла цезарем и поручает ему охрану восточных границ империи, а Юлиан получает долгожданную свободу и направляется в Грецию изучать философию неоплатоников в Афинскую академию, самое престижное учебное заведение тогдашнего языческого мира. Там Юлиан повстречает двух уроженцев уже знакомой ему Каппадокии. Их звали Василий и Григорий. Это были не кто иные, как будущие святители Василий Великий и Григорий Богослов. Вот интересное дело: великие христианские учителя учатся у язычников. Но в то время это никого не смущало. Молодое христианство понимало, что ему есть чему поучиться у языческого античного наследия, поэтому у Василия, Григория и Юлиана оказывается один учитель – философ-неоплатоник Проересий Армянин. Только каждый из них сформировался под его влиянием по-своему. Античное наследие сделало Василия и Григория величайшими христианскими богословами, а Юлиана – последним языческим императором Рима.