Скорее всего, ответ венецианцев лишь утвердил патриарха в его собственном мнении. Уже 17 февраля (этим же днем датировано письмо сената, но разговор мог иметь место немного раньше) он писал представителям кастильского короля на Базельском соборе, что в ближайшее время греческая делегация отправится к папе в Феррару. Правда, тут же он давал понять, что не считает закрытым вопрос о том, где будет проходить униатский собор. Патриарх писал, что еще предстоит обсудить это с папой и выбрать подходящее место[492]. Что же касается решения императора, то оно стало окончательным не ранее 18 февраля, когда состоялось очередное заседание совета[493].
Свою роль в этом могло сыграть общение со знатными представителями от курии, явившимися 12 и 13 февраля. Один из них был не кто иной, как Николай Альбергати, назначенный президентом униатского собора. На совете прозвучало предложение дождаться кардинала Чезарини, который прибыл 20-го, но император пожелал, чтобы к его приезду решение было принято. 25 февраля Иоанн VIII Палеолог обратился с письмом к Базельскому собору. Письмо не содержало никаких претензий к оставшимся там депутатам. Император лишь сообщал, что после долгого и изнурительного пути ему и другим делегатам, ввиду их старости и плохого здоровья, невозможно совершить еще один переход на лошадях, поэтому он просил всех участников собора приехать в Феррару[494]. Это был еще один призыв византийского правителя к всеобщему компромиссу. 28 февраля византийцы покинули Венецию.
Поведение греков после прибытия на Запад ясно показывает, что атмосфера раскола и конфронтация, обнаруженная ими на Западе, воспринимались крайне негативно, и вопрос о дальнейших шагах не считался предрешенным. Император, по-видимому, еще не исключал возможность стать посредником между папой и Базельским собором, однако реальными инструментами влияния на ситуацию он не обладал. В то же время патриарх занял гораздо более твердую позицию в пользу папы, которая лишь укрепилась после закулисных переговоров его с венецианским сенатом. Следует признать, что сделанный греками выбор был наиболее реальным в сложившейся ситуации.
До недавнего времени считалось, что упомянутое выше письмо императора от 28 февраля было его последним посланием, которое он отправил в Базель. Однако недавно появились данные о том, что его неофициальные контакты с Базелем продолжались. Среди материалов архивных коллекций было, в частности, обнаружено письмо императору из Базеля от некоего грека но имени Димитрий[495]. Из письма следует, что оно само явилось ответом на императорское послание, отправленное из Феррары 10 июля 1438 г. Прямой и достоверной информации об авторе нет. Однако в протоколах Базельского собора начиная с мая 1437 г. несколько раз упоминается грек с именем Димитрий, являвшийся грамматиком и учителем греческого языка при Базельском университете. По имеющимся данным, к указанному времени он уже несколько лет проживал в Базёле, но при этом посылал деньги своей семье, которую оставил в Византии. По всей видимости, авторство письма принадлежит этому человеку[496].
Вопреки официальной позиции греков Димитрий не только остался на стороне Базельского собора, но и продолжал убеждать византийского императора в правильности своей позиции. Как следует из письма[497], автор уже не один раз в ответ на просьбы императора в таком именно духе отправлял ему свои доклады из Базеля, причем в последнем письме из Феррары Иоанн VIII Палеолог поставил якобы под сомнение справедливость его посланий[498]. Примечательно, что на это Димитрий ответил яростной критикой в адрес Дисипата и некоторых других лиц, которые, по его мнению, вводят императора в заблуждение и уже заставили его разорвать отношения с Базельским собором. О каком Дисипате в данном случае идет речь, непонятно. Скорее всего об Иоанне, который, будучи последним византийским послом в Базеле, прервал переговоры с собором и обратился на сторону папы. Димитрий в своем письме уверял императора, что собор в Ферраре, в отличие от Базельского, не пользуется признанием у христиан Запада, поэтому грекам нечего ждать помощи от папы. По его словам, последней надеждой империи является Базель — только он способен организовать поход против турок. Автор упрекнул византийского правителя в том, что своим решением поддержать папу он взял на себя вину за разжигание новой схизмы. Заканчивая письмо, Димитрий призвал Иоанна VIII пересмотреть свое мнение, приехать в Базель и тогда, считал он, папе не останется ничего другого, как примириться с собором[499].
492
Текст письма опубликован — см.: Laurent V. Les ambassadeurs du roi de Castille au concile de Baie et le Patriarche Joseph II (Février 1438) // REB. I960. Bd. 18. P. 143–144.
495
Cм. об этом: Haidû К. Eine Rede an die Easier Konzilsvâter und ihr bekannter Autor, Demetrios von Konstantinopel // BZ. 2000. Bd. 93. S. 125–132.
496
Указанному лицу скорее всего следует приписать создание еще одного документа, который тоже сравнительно недавно оказался в руках исследователя. Это текст речи анонимного греческого автора, обращенный к депутатам Базельского собора и относящийся ко второй половине 1436 или к началу 1437 г Текст написан по-гречески, но снабжен построчным латинским переводом, который, вероятно, и был зачитан. Речь призывает депутатов непременно решить проблему церковной унии и оказать Византии помощь в борьбе против турок. О себе автор сообщает крайне скупые сведения, которые тем не менее вполне позволяют идентифицировать его с вышеупомянутым Димитрием — cм.: Haidu К. Op. cit. S. 125–129. Возможно, имели место контакты между ним и византийскими послами, посещавшими Базель. Из текста речи следует, что автор лично способствовал делу объединения греков и латинян.
498
Сведения об этих контактах императора не были известны Ф. Дэльгеру, когда им был опубликован пятый том регест, поэтому там в качестве последнего послания византийского правителя в Базель фигурирует его письмо от 28 февраля из Венеции — см. сноску 494.