Ярослав перенёс тяжесть на левую руку, правую выбросил к окну, чтобы выковырять стекло. Стёкол не было. И деревянной рамы не было. Ровная гладкая поверхность. Живую, движущуюся картинку будто нарисовали на ней.
Не желая поверить в это, он ударил кулаком. Поверхность спружинила, оттолкнула. Зарычав, замахнулся и саданул снова, вложив всю силу. Толкнуло так, что он не удержался на подоконнике, опрокинулся вниз.
– Что там?! – испуганно воскликнула Злата.
Ярослав не ответил. Из темноты под потолком пещеры на них смотрели два круглых жёлтых глаза. Приманка сработала. Ночные мотыльки летят на свет лампы, человечки ползут на свет своего мира.
Девушка тоже увидела. Заскулила, попыталась карабкаться на стену, обламывая ногти и соскальзывая. Ярослав ничем не мог ей помочь. И себе не мог.
– Стой! Там выхода нет! – вдруг послышался громкий шёпот. – Сюда, быстрее!
В пяти метрах справа от них, там, где кирпичная кладка заканчивалась, в стене возникло чёрное отверстие, оттуда выпала верёвочная лестница. Не раздумывая, Ярослав подтолкнул к ней девушку.
Разглядеть спасителя они смогли, лишь поднявшись сначала по верёвочной лестнице, затем – по деревянной, ведущей из подвала в сенцы дома. Это был худощавый старик в заметно поношенной одежде с то ли седыми, то ли пегими волосами и высоким лбом, переходящим в залысины. В руках он держал свечу, – весьма кстати, учитывая, что окна в доме были плотно закрыты ставнями.
– Повезло вам, что она сонная и сытая, – сообщил незнакомец, проведя их из сеней в непритязательно обставленную комнату.
– Кто «она»? – переспросил Ярослав.
– Арахна, – ответил старик так, будто это слово хоть что-то объясняло. Подошёл к столу, зажёг свечи в подсвечнике, кивнул на стоявшие вокруг стулья. – Присаживайтесь.
– Вы можете сказать, что это за место? – неожиданно спросила Злата.
– Легко. Оборотная сторона нашего мира.
– Что? Это… Ад? – Голос девушки задрожал, но она продолжила: – Мы умерли?
Старик улыбнулся ей.
– Раз задаёте вопросы, то пока не умерли. И если это Ад, то наш мир следует считать Раем? Вряд ли. Предки умели точнее подбирать название. Это Навь. Или Нагваль, если вам ближе эзотерические опыты Кастанеды. Я же называю его попросту – Изнанка. – Он внимательно оглядел гостей, поинтересовался: – Давно здесь бродите?
– Порядочно, – подтвердил Ярослав, усаживаясь на стул. Сколько времени они пробыли в этом месте? Не только сигнал отсутствовал. Смартфон, вроде бы исправный, отказывался отсчитывать время.
– Ничего, отдохнёте, в доме безопасно. Проголодались, наверное? Я сейчас обед подогрею.
– Мне бы лучше попить, – возразила Злата. – И помыться не помешает. Где у вас можно принять душ?
Старик развёл руками.
– Увы, водопровода и электричества нет. Но в умывальне, – вон та дверь, – стоит ведро воды и тазик.
Девушка ошарашенно уставилась на него, перевела взгляд на Ярослава. После недолгого раздумья пожала плечами, ушла. Хозяин тоже исчез за дверью, ведущей на кухню. Вскоре из умывальника донёсся плеск, из кухни потянуло ароматом жареного мяса.
Старик вернулся первым. Принёс две тарелки с вилками, графин воды, стаканы.
– Я уже пообедал, – сообщил. – Посижу рядом с вами.
– Извините, мы не познакомились. Как нам вас называть?
– Имена в этом мире ничего не значат. Но если хотите, зовите меня Некромантом. Нет-нет, с мёртвыми я не разговариваю. Но я достаточно долго изучал так называемые «тёмные ритуалы», открывающие врата между нашим миром и Изнанкой. В конце концов мне удалось повторить один из них. И вот я здесь, как видите.
Ярослав приподнял бровь, но переспрашивать не стал.
– Кажется, я понял, – произнёс. – Это место, где реализуются человеческие страхи. Все эти чудовища – суть порождения нашего подсознательного…
Он не договорил, смех старика оборвал его.
– Какой вопиющий, я бы сказал махровый, антропоцентризм! Всё с точностью до наоборот, друг мой. Человеческие страхи – порождения этого мира, его отражение в Яви. Твари, которых вы видели, живее, чем мы с вами. Один неверный шаг, и… – Он внезапно вскочил. – Мясо подгорит!
Злата как раз вышла из умывальни, когда старик принёс и водрузил на стол миску.
– Ничего другого предложить не могу, – извинился. – Это единственная съедобная для человека пища здесь.