— Зачем вы так? На родного сына! Конечно, он мне говорил, что у вас сложные отношения… Теперь я его понимаю.
— Начать с того, что не родного, а приемного… А что он там говорил… Скажите, а Александр был здесь, у вас дома?
— Но… зачем вам…
— Пока я спрашиваю только одно — да или нет? — властно повысил голос Вадим Александрович. Только скажите мне честно — это очень важно для вас.
— Он был здесь. Но… неужели вы можете подумать, что это он своровал документы у… своего отца? Или… почти отца? Это невероятно!
— Я тоже так думал до последней минуты. Но теперь я в этом не сомневаюсь. Не думаю, чтобы он испытывал ко мне какие-нибудь чувства. Разве что как к конкуренту…
— Но только не впутывайте Александра в свою политику. Он ненавидит политику.
— Может быть, — спокойно подтвердил Вадим Александрович. — Но зато любит баб и деньги. И по всей видимости, деньги он стал любить еще больше, если пошел на это… Ведь я поверил ему, что он и впрямь приехал из-за свадьбы сестры, я почти ему поверил… Продажная тварь!
— Но где сейчас Александр? Я уверена, что он все вам объяснил бы! Что вы такое говорите? Зачем? Вы все — злые, жестокие, вы все просто помешались на своих деньгах…
— Где? — очнулся Вадим Александрович от тяжелой задумчивости. — Во Франции, наверное. Уехал. И теперь он нам ничего не объяснит. Думаю, остальные бумаги тоже там… если он их, конечно, еще не продал моим врагам. Сам-то он, может быть, и не сумеет, но вот его жена… Да, скорее всего так и есть. Хорошо еще, кто-то из его помощников, догадавшись, что он всех кинул и смылся, решил выжать из меня хоть какие-то копейки, пообещав сообщить, где хранится часть моих вещей. И назвал ваш адрес.
— Подождите. Вы сказали: его жена? Разве он женат? — ошарашенно спросила Вера.
— Ну да. Диана. Но не принцесса, разумеется, отнюдь. А вы хотите сказать, что ничего про это не знаете? Три года назад весь город только и говорил про это. Или вас тогда в Саратове еще не было?
— Да нет, была. Но я была… в школе. Погодите, а какая Диана? Сестра Юлии Семеновны и Марка?
— А вы как думаете? Тогда наш влюбленный в дамочку, старше его лет так на пятнадцать, тоже изрядно наколобродил. Но все же не так, не так… Послушайте, да у вас сильный жар! Вам плохо? Может, вызвать «скорую»?
— Нет, ничего не надо, оставьте меня, — прошептала Вера, кутаясь в одеяло и потом вообще на всякий случай накрываясь с головой, прячась от всего мира.
Почему-то всякий миф, вымысел неизбежно заканчивается возвращением в исходную точку. Тот, кто когда-то появился из камня, окаменевает. Тезей, сын морского бога, не умирает от ран, а именно под конец тонет, то есть возвращается к своему отцу.
В таком случае Александр тоже должен когда-нибудь смешаться с безликой базарной толпой, стать никем.
Но для этого он должен умереть в ее душе. И теперь он умирал под ватным одеялом — в корчах и муках.
— Мам, он сам прошел, я говорил, что нельзя, — выглянула из-за двери пушистая темноволосая голова Антошки. — Что, теперь шоколадной медали не будет?
— Будет, будет, — прошептала Вера.
Сын напомнил, что, несмотря ни на что, ей самой нельзя было умирать.
— А еще тетя Лена пришла, она говорит, какую-то траву принесла, чтобы ты выпила. Тебе сразу легче станет. И дядя Боря уже три раза приходил, он сейчас пошел в аптеку. А еще я сегодня на балконе дядю Пашу видел. Знаешь, мам, а хорошо все же, что он снова в нашем доме живет, мы теперь снова будем в театр бесплатно ходить. Ты давай скорей выздоравливай…
— Ты скажи пусть все потом, потом… Я хочу одна.
Но Ленка уже сидела рядом, подсовывала какое-то горькое лекарство на ложечке.
— Что, отворотное зелье? — слабо улыбнулась Вера. — Мне бы лучше чего-нибудь такого, чтобы сразу умереть, долго не мучиться.
— Вот дурища бестолковая! — рассердилась Ленка. — Я тебе покажу — умереть, смотри-ка что задумала! Мне Вовчик рассказывал, у них недавно один знакомый нарк деда своего укокошил, все жилы ему нарочно исполосовал и теперь под следствием. Так он все равно надеется как-нибудь выкрутиться, за жизнь цепляется, хотя почти все доказано. Да и какая ему радость от жизни, если он дозу довел почти до критической отметки и сейчас в коме валяется. А ты вон куда — умереть, понимаешь ли…
— Деда? — Вера резко приподнялась с подушки. — Жилы, говоришь? Это ты про кого?
— А, ладно, все равно уже проговорилась, что теперь? Только ты смотри — никому пока, Вер, чтобы как могила… Да я тебе показывала того паренька на презентации, Олежку. Его кто-то приезжий из-за границы на убийство толкнул, денег дал… А тому все равно, лишь бы было на что ширяться, ты же знаешь. Я пока толком не вникала, но вроде бы этот дед собирался все свое богатство или еще там какое-то барахло в музей сдать, прежде чем сам на тот свет отправится. А Олежка вроде все сделал, как тот ему сказал, а потом не выдержал, сломался, сам во всем признался… А ведь я, Вер, тебя сильно поблагодарить хотела, потому что Вовчик из-за чемоданчика с инструментами тогда сильно струхнул и спрятался, а то, не дай Боже, и его бы еще в это мокрое дело втянули. Он ведь у нас младшенький, слабенький уж очень… Ой, Вер! Ты чего? Ты чего теперь встаешь? Ты чего теперь так глядишь, Вер? Может, я пока пойду, а?