Но парадокс в том и заключался, что Стрельцова не просто вспоминали, как вспоминают великих мастеров из прошлого футбола, а ждали — вопреки всякой логике.
Тот давний случай, когда догоняли они с Ивановым международный экспресс, превращался, таким образом, в символ его жизни.
Он безнадежно опоздал, поезд ушел и мчался без Стрельцова — и вдруг он оказывался в составе, уже миновавшем многие важнейшие станции назначения и набирающем еще большую скорость.
Сколько событий и лиц привлекло к себе внимание за последние годы.
Большой спорт все настойчивее приучал своего зрителя к почтению перед результатом.
Впечатление, производимое прежде Стрельцовым, могло померкнуть перед результатом.
У всех, кто оставался и появлялся в футболе, кто действовал в кем в отсутствие самого популярного игрока конца пятидесятых годов, кто сражался в официальных матчах с лучшими мастерами мирового класса и сам приобрел громкое международное имя, были теперь опыт и заслуги несравнимо большие, чем у Стрельцова.
В спорте наступал момент, когда результат сам по себе мог впечатлять — стать портретом и одновременно автопортретом победителя.
В шестидесятом году Игорь Нетто в Париже принял как капитан сборной Кубок Европы. Решающий мяч в финальной игре, потребовавшей дополнительного времени, забил ровесник Стрельцова Виктор Понедельник, сменивший на месте центрального нападающего Никиту Симоняна. А сравнял в том матче счет и спас команду от поражения Слава Метревели, выдвинувшийся за эти годы не только в клубе, но и в сборной.
И конечно же и в «Торпедо», и в сборной ведущим игроком был Валентин Иванов — в полуфинальном матче Кубка Европы он забил красивейший мяч (шестьдесят метров преследовал его чехословацкий защитник, но помешать Кузьме пробить по воротам все же не мог).
В сезоне шестидесятого года Иванов с Метревели были не единственными игроками «Торпедо», вызывавшими общий восторг.
В том сезоне, выиграв под руководством Маслова и первенство страны и кубок, торпедовская команда не могла рассматриваться иначе, как первоклассный ансамбль. И победу ее расценивали, как победу стиля, зарождавшегося в лучшие годы лидерства Иванова и Стрельцова. Те, кого Стрельцов помнил подававшими надежды дублерами, стали кандидатами в сборную. Валентин Иванов оставался лидером, но нельзя уже было сказать, что он на голову выше остальных, как было когда-то. Лучшие из молодых уступали ему немного. Правда, в дальнейшем никто, кроме Воронина и Метревели не воспринимался в том ряду, в котором всю свою футбольную карьеру находился Иванов.
Репутация Иванова едва ли не из самых стойких в тот достаточно сложный для отечественного футбола период…
Особняком, конечно, стоит Яшин — во всем нашем футболе за все его времена.
Яшин велик еще и тем, что возвратился в славу из пепла разочарования, а для вратаря (и в самые-то удачные годы измученного отрицательными эмоциями после каждого пропущенного гола) это особенно трудно.
В матче века, когда на стадионе «Уэмбли» собрались, чтобы отметить столетие английского футбола, все звезды мирового футбола, кроме Пеле, Лев Яшин играл после неудачного для себя чемпионата в Чили. Ему уже исполнилось тридцать четыре года, но после неслыханного успеха в этом престижном матче он снова пошел в гору. В игре же Иванова видимых спадов не было.
Но ко времени возвращения Стрельцова в футбол самым, пожалуй, приметным игроком, едва ли не самой эффектной фигурой в европейском футболе был красавец с безупречным пробором Валерий Воронин — тот Воронин, который когда-то, по собственному признанию, кок себе делал точно такой же, какой носил тогда Эдик, хотел быть во всем на него похожим…
Был еще, конечно, в мировом футболе Пеле — он к тому времени достиг уже такого признания, что действующих игроков с ним и не хотели сравнивать, ставили его над всеми знаменитостями и общепризнанными мастерами. По отношению к выдающемуся бразильцу хорошим тоном считался откровенно восторженный, лишающий любого знатока солидности и роднящий специалиста с самым обыкновенным болельщиком.
Когда после чемпионата в Швеции заговорили о Пеле, без сравнения со Стрельцовым нельзя было обойтись — перед началом чемпионата ведь предполагалось, что Стрельцов станет главным его открытием, во всяком случае незамеченным» не останется.
Стрельцов начинал в большом футболе так же рано, как и Пеле. И к началу мирового первенства был опытнее, чем тот. Опыта бразильцу тогда не хватало — не случайно же на большинство специалистов, побывавших в Швеции, самое сильное впечатление в команде чемпионов мира произвел не Пеле, а Гарринча, который, кстати, чем-то напомнил нашим специалистам «звезду» послевоенного отечественного футбола, правого крайнего нападающего московских динамовцев Василия Трофимова.
Пеле же тогда прежде всего поразил своей молодостью. И ревнуя бразильского юношу к сразу пришедшей к нему мировой славе, наши любители футбола, огорчаясь, досадуя, вспоминали, конечно, Стрельцова, оказавшегося вне игры. Обида за него как-то незаметно перерастала в обиду на него. Но обида эта и подтверждала истинную величину Стрельцова в футболе.
Но дальше Пеле развивался слишком уж стремительно. В том поезде, от которого внезапно отстал Стрельцов, Пеле уже давно и по праву ехал в международном вагоне.
Нет, казалось в середине шестидесятых годов, случись даже чудо — вскочи Стрельцов на полном ходу в этот мчащийся футбольный экспресс, ему какое-то время все равно придется удерживаться на подножке, прежде чем войти (если вообще удастся войти) в плацкартный вагон.
Словом, от повторного сравнения торпедовского форварда с форвардом «Сантоса» на новом этапе, похоже, приходилось воздержаться.
Что же касается невозможности сравнения с королем футбола (как все чаще называли Пеле) вообще, то перед товарищеским матчем сборных СССР и Бразилии в Москве Валерий Воронин почти не сомневался: в обороне он сыграет против Пеле не хуже, чем когда-то Юрии Воинов против Пушкаша…
Эту главу не могу не начать с благодарности тем, кто способствовал скорейшему возвращению моему к нормальной жизни, возвращению в большой футбол.
Хочу сказать «спасибо» и директору автозавода Бородину Павлу Дмитриевичу, и парторгу завода Аркадию Ивановичу Вольскому, и покойным ныне партийным работникам, непосредственно с нашим заводом связанным, Горбунову и Косицыну.
И конечно, всему коллективу завода имени Лихачева. В первую очередь тем, с кем столкнулся я, когда пришел в шестьдесят третьем году в инструментальный цех.
Потом, когда уже начал учиться во втузе, перешел работать по специальности — я был на факультете двигателей — в ОТК. А сначала пришлось вспомнить то, чему научили меня еще на «Фрезере».
Работая на заводе, я и десятый класс закончил в вечерней школе.
В ОТК я тоже работал слесарем Профессиональных водительских нрав я тогда еще не получал и на испытаниях сидел рилом с водителем.
Мы брала машину с конвейера — помню хорошо, что испытывали грузовые модели: 130-ю и 157-ю, — разбирали их, рассматривали обнаруженные дефекты.
Полигона тогда не было. Мы обычно уезжали в командировки, где и проводили испытания: столько-то ездили по асфальту, столько то по булыжнику, столько-то по бездорожью…
Мне кажется, что я неплохо занимался во втузе. Сестра моей жены — она преподаватель математики — помогала мне, правда Но я чувствовал, что, повзрослев, учусь с большим интересом и все усваиваю гораздо лучше, чем когда-то в детстве. Это я за собой и в вечерней школе замечал.
Но знаю, никто не поверит мне, если я скажу, что успехи в работе и учебе утешали меня в те дни, когда пути в большой футбол были мне заказаны.