А на бывших Елисейских полях стояли ряды огромных виселиц, на которых постукивали костями скелеты борзописцев, ликовавших по поводу смерти его Величества Кайзерин Германской Империи. И выли голодные болонки, которых ещё не растерзали озлобленные серые животные, выползшие на поверхность из знаменитых подземных каналов Сены. Ряды виселиц. Стаи крыс. Развалины сожжённого дотла Парижа. Николай отговаривал Вильгельма от такого, но тот упёрся намертво. И как не хотел русский царь обычной оккупации, кайзер настоял на ТОТАЛЬНОМ уничтожении Республики, сказав, что народ, посмевший смеяться над горем человека, достоин не большего сожаления, чем племя, торгующее своими мертвецами…
Судно замедлило ход и вскоре подошло к берегу почти вплотную. До полосы прибоя оставалось может метров пятнадцать, нос уже стоял на песке. Капитан вгляделся в безжизненный песок перед собой и ещё раз сверил координаты. Да, всё совпадало с указаниями Его Величества. Он повернулся к старпому:
— Открыть трюмы. Высадить пассажиров.
— Есть, господин капитан!
Дрогнули огромные створки в носу, который стал раскрываться на две половины. Вот появилось зияющее отверстие, из которого выползла широкая аппарель. Капитан взял в руки микрофон:
— Господа пассажиры — покиньте корабль. Мы прибыли в Палестину. Перед вами — Земля Обетованная.
Через мгновение первые люди показались на аппарели, щурясь от яркого солнца. В пути их не обижали, относились с вежливостью. Кормили тоже нормально. Единственное, держали в неведении относительно точки прибытия. Пассажирами корабля были французские евреи. Им повезло гораздо больше чем, пропитанным свободой, равенством и братством французам. Иудеев выхватывали из толпы, их направляли в сборные пункты, откуда уже грузили на суда и куда то увозили. И вот теперь выяснилась цель их путешествия. Кто-то выкрикнул снизу, обращаясь к матросам, глазевшим на них сверху, с переходных мостиков:
— Это — Эрец Исраель?
— Израиль, Израиль! Добро пожаловать домой, господа иудеи!
Они спешили. Выносили стариков и старух на руках, те, кто помоложе, тащили сундуки. Мамаши пересчитывали детей по головам, пронзительно созывая всех к себе. Наконец, через шесть часов все были выгружены. Судно захлопнуло нос, и потихоньку сползя с мели, устремилось в открытое море, вспенивая поверхность своими винтами. Уже смеркалось, и переселенцы решили не уходить от берега, а дождаться утра и уже тогда предпринимать какие то действия. Ночь неожиданно оказалась очень холодной, и промёрзшие, стучащие зубами люди ждали солнца с нетерпением. Наконец, настало утро и пылающий диск показался над бескрайними песками. Высокий раввин вздел руки в облакам, вознося молитву Яхве, а потом решительно двинулся вверх по барханам, вот он взошёл на вершину большого песчаного холма и вдруг рухнул на колени в позе отчаяния — внизу, в долине стоял большой лагерь, от которого уже спешили измождённые оборванные люди. И в глазах их не было ничего человеческого…
…Мы вновь встречаемся в Ставке. Я и Вилли. Но в этот раз я избегаю смотреть ему в глаза. Впервые мы чуть не разругались, но… Кайзер чувствует вину, и потому больше молчит, выслушивая наших стратегов. Брусилов и Гинденбург. Они докладывают о разработке десантной операции на Британских островах. Я задаю вопросы, выслушиваю ответы. Кайзер уточняет сроки операции, затем неожиданно поворачивается ко мне и спрашивает:
— А СТОИТ ли нам это делать?
Вначале я не понимаю, и глупо переспрашиваю:
— Ты о чём?
— Стоит ли нам штурмовать Британию? Генерал, доложите о предполагаемых потерях?
Брусилов вытягивается и отвечает:
— По нашим данным, мы можем потерять до половины войск вторжения. Англичане, это не прогнившие до основания французы. Они будут драться до последнего солдата. Так что, несмотря на наше техническое превосходство потери ожидаются значительные. И не в последнюю очередь, из-за рельефа местности. Горная Шотландия, Ирландия, мы не сможем применить наши бронечасти, и поэтому в бой пойдёт пехота. Конечно, её поддержит авиация и десантные части, но…
Я начинаю соображать: