— Зачем самосуд? Мы его к вам приведем, только поучим маленько…
— Хорошо, Варвара Савельевна, мне придется принять участие в вашей безумной затее, чтобы не вышло беды. Но я умоляю вас, никаких приказчиков за портьерами. И вообще, прошу ни с кем это дело пока не обсуждать, не хватало, чтобы по городу поползли слухи. Знать обо всем будем только мы с вами и мой друг, господин Бурмин. Ему я полностью доверяю. Вы будете беседовать с Бычковым, а мы с Петром Сергеевичем в случае необходимости вмешаемся.
— Да Петр Сергеевич-то против Бычкова слабоват. Рыхлый ваш друг, Федула не осилит.
— Ничего, вдвоем справимся.
— Ну что ж, на том и поладим. Назначайте время, когда приглашать Федула Терентьевича.
От Ведерниковой Дмитрий вышел не в духе. Идея Варвары ему страшно не нравилась. Но, с другой стороны, ситуация сложилась так, что и отступить было невозможно. Куда ни кинь — везде клин!
Колычев махнул рукой, зашел в трактир и заказал маленький графинчик водки, соленых грибков, рыбную кулебяку и порцию селянки. Варвара пыталась его чем-то угощать, но за серьезным разговором было не до еды, а теперь Дмитрий вдруг почувствовал сильный голод.
Выпив рюмочку и закусив нежным скользким масленком, Колычев задумался. Снова он втравил Петьку в неприятную историю, даже не считая нужным узнать мнение друга по поводу их участия в Варварином прожекте.
«Захочет ли Петр стоять за портьерой и подслушивать разговор Варвары с Бычковым? Это так не вяжется с Петиными представлениями о жизни. Топтыгин пошлет меня к черту и будет прав, — мысленно рассуждал Дмитрий. — А что я стану делать, если Петька проявит характер? Завтра Бычков придет к Варваре, и Петина помощь мне будет очень нужна. Нет, я все-таки свинья! Привык, что в любой ситуации Петя готов подставить мне плечо, так я уж и верхом на него сесть готов. Надо иметь совесть. Но завтра… Нет, завтра сидеть в засаде на Бычкова без Петра невозможно».
В студенческие годы у Дмитрия было много приятелей, но настоящих друзей можно было сосчитать по пальцам одной руки. И среди них Петр Бурмин, с которым они несколько лет не только сидели рядом в аудитории университета, но и снимали одну на двоих квартиру на Гороховой улице в Петербурге, делили иногда, в дни безденежья, последний рубль, делили беды и проблемы, которых больше было у Мити, а увалень Петька только помогал другу выбраться из очередной передряги.
Пожалуй, Бурмин был не просто другом, он был почти братом, родным человеком… Но все это не давало Дмитрию права без конца втягивать Петю в свои неприятные дела.
Колычев уже расплатился и собрался уходить, когда в другом конце зала вспыхнул пьяный спор. Кричали одновременно несколько человек, среди которых Дмитрий заметил Семена Ярышникова. Видимо, тот выпивал в компании и за рюмочкой о чем-то поспорил с приятелями. Следователь прислушался.
— А я говорю, убийца — моряк! — голос Семена заглушал остальных спорщиков. — Немчура эта поганая. У такого-то рука не дрогнет! Он Ритку и шлепнул, по всему он, и оружие его на месте убийства нашли. Так-таки рядом с трупом и валялось, в кровавой луже. Да-с! А потом, скажите — с чего бы вдруг этот Витгерт в боковую галерейку из зала полез, когда его невеста с другими танцует, а он по-жениховски присматривать должен? За каким лешим ему в фойе понадобилось? А? Пораскиньте мозгами-то! Только за одним — Ритку застрелить. Застрелил и выбежал к людям — спасите, помогите, там даму убили! От себя, сволочь, отвести хотел. Он это, он, больше некому. Из наших, из демьяновских, никто бы такого греха на душу не взял… А следователь крутит, все ищет, как бы Витгерта из-под суда вывести. Ему, следователю-то, на лапу, надо думать, положили, вот канитель и тянет, а то бы немец давно в кутузке парился…
— Интересные вы вещи рассказываете, господин Ярышников. Я прямо заслушался!
Дмитрий не выдержал и подошел к столику спорщиков.
Ярышниковская компания сразу замолкла и уставилась на Колычева.
— Вам бы романы авантюрные писать, — продолжал Дмитрий в наступившей тишине. — Большой бы успех имели. Дюма-отец и Дюма-сын уже есть, может быть, вас в Дюма-племянники возьмут?
— Нам-с и с батюшкиным именем неплохо, с родовым-с, мы — Ярышниковы, и в Дюмы нам лезть ни к чему-с, господин следователь. А что догадки строим-с, так это никому не возбраняется-с. Вы бы, господин следователь, побыстрее убийцу нашли-с и обществу указали-с, так нам и догадки строить было бы не об чем-с. А так через ваше бездействие общество сильно тревожится и в растерянности пребывает-с! Вы в большую обиду сказанное не принимайте, я попросту говорю, без обиняков — что на уме, то и на языке. Не желаете ли к нашему столику, не побрезгуйте хлебом-солью…