«Вот что так его обидело! Похороны вторник… Наследство!» — мелькнула у Марты догадка.
— Мне все равно, папа! Распоряжайтесь всем сами, — сказала она отцу.
— Распоряжусь, я ведь твой официальный опекун, дочка. Распоряжусь. Но несомненно к твоему благу, несомненно, — тон отца продолжал оставаться безразлично-холодным.
«Господи, и так все запутано, и так все сложно, — думала Марта, возвращаясь домой. — А тут еще это наследство. Отец совсем отдалится от меня теперь. Зачем дедушка обошел его в духовной?»
За спиной послышались чьи-то торопливые шаги. Марта резко обернулась.
— Митя? Ты напугал меня!
— Прости.
— Ты что здесь делаешь?
— Да просто был по делам в Павловске, иду к вокзалу, вижу — ты впереди. Ну и догнал.
— Я была на похоронах.
— Я знаю.
— Митя… ты следил за мной?
— Нет, ну что ты.
— И ты ничего мне не объяснишь и не расскажешь?
— Даю тебе слово, что скоро я все тебе объясню. Пожалуйста, потерпи немного. Я должен быть во всем уверен.
На следующее утро Марта проснулась совсем больная. Клавдия Тихоновна хлопотала около нее и собиралась уже послать за доктором, когда к делу подключилась Фиона.
— Все-таки доктора надо, — упрямо твердила Клавдия Тихоновна. — У Марточки жар, это не шутки. Хоть того немца, что в прошлый раз был, вызовем по-соседски. Он не откажет…
— Ерунда, она всего лишь простудилась вчера. Распорядитесь поставить самовар, я заварю ей травок.
— Да что твои травы? Ты не знахарка, чтоб такую болезнь лечить. За доктором надо.
Но Фиона все же приготовила отвар и принялась поить им Марту. Марте сразу стало легче. Через пару часов спал жар, перестало саднить горло, стихла тупая боль в виске. Марте казалось, что она стала легкой-легкой, невесомой и плывет куда-то среди звезд…
Клавдия Тихоновна, глядя на ее умиротворенное лицо с прилипшими ко лбу прядками, шептала: «Слава тебе, Господи, пронесло!»
Хотя жар больше не возвращался, чувствовала Марта себя как-то плохо, даже не то что плохо, а странно.
То ей казалось, что стены в комнате расширяются, становится просторно, как в бальном зале, и все заливает яркий свет, то слышались чьи-то голоса, то словно какие-то страшные образины глядели на нее со стен. Лицо Клавдии Тихоновны, сидевшей у постели, превращалось в холодное лицо Фионы, потом снова в добрую старушечью физиономию. Марта то забывалась, то в ужасе вскакивала и спрашивала:
— Что со мной?
— Ничего, ничего, Марточка, просто ты приболела, — отвечал голос Клавдии Тихоновны, пробиваясь к Марте издалека сквозь звон и непонятный шум.
Марта откидывалась на подушки и снова проваливалась в пустоту.
В очередной раз открыв глаза, Марта увидела, что в комнате она одна. На столике стояли пузырьки с аптечными ярлыками. Видимо, к ней приводили доктора, он выписал рецепт, и лекарство уже успели заказать в аптеке… Марта ничего не помнила, ни о визите врача, ни о том, сколько дней она болеет.
«Мне плохо, мне очень плохо! Но ведь ничего не болит, почему мне так плохо? Как все странно», — думала Марта, и вдруг в ее ушах зазвучал голос Мити, зазвучал так явно, словно тот стоял в изголовье постели: «Я говорю серьезно. Дай мне слово, что если что-то тебя насторожит, хоть что-то напугает, просто покажется странным, ты сразу, слышишь, сразу же обратишься за помощью ко мне».
— К Мите, мне нужно к Мите!
Марта с трудом поднялась, натянула на себя первое попавшееся платье, машинально сжала в руке свои сумочку и перчатки, схватила в передней пальто, шляпку и тихо выскользнула за дверь. Швейцар, дремавший у входа, не заметил, как она вышла из дома.
Сколько было времени, Марта не знала. Темнело уже рано, на улице горели фонари. Извозчика не было видно, и Марта, пошатываясь, побрела вдоль домов, плохо понимая даже, в нужную ли сторону она идет.
Квартала через два к ней подвернулся какой-то хорошо одетый молодой господин и стал игривым тоном о чем-то спрашивать. Марта, которой каждый шаг давался с трудом, остановилась, прислонившись к стене, и молча подняла глаза на уличного ловеласа. Он сразу осекся.
— Что с вами, мадемуазель? Я могу вам чем-то помочь?
— Прошу вас, извозчика! Мне нужно… — Марта пошатнулась. Молодой человек подхватил ее под руку и стал громко кричать:
— Извозчик! Эй, извозчик!
Из-за угла вынырнула извозчичья пролетка с фонариком на оглоблях.
— Вы позволите проводить вас? — спросил молодой человек.
— Благодарю, это излишне.
— Не бойтесь меня, я предлагаю искреннюю помощь. Я не обижу вас.