— Ты неисправимый пессимист! Наговорил семь верст до небес и все лесом! Ложи удобные, местные дамы нарядные, буфет отличный, герой-любовник пьет умеренно. Труппа очень неплохая, а главное — трагическая актриса такого таланта, что и в столицах не найдешь. Говорят, она начинала в Москве, у Станиславского, ты не слышал — Волгина? Не знаю, почему вдруг она оказалась в нашей дыре… Ей лет сорок…
— А я думал, тридцать девять…
— Перестань, Топтыгин! Женщина необыкновенной красоты, причем не то, что называют «со следами былой красоты», красота истинная, такой бархатный взгляд, берущий за душу, мраморные черты… а голос! Петя, сегодня дают «Без вины виноватые», я три раза видел Волгину в роли Кручининой и, не поверишь, каждый раз во время финального монолога слушаю ее глубокий голос — и мурашки по спине бегут.
— Мурашки по спине… Ты тут совсем одичал и стал хуже последнего гимназиста-пятиклассника. Ну, ладно, если тебе так хочется, пойдем, хотя я, признаться, не люблю провинциальную драму.
— Петя, ты не пожалеешь! Сегодня не просто бенефис Волгиной, судя по слухам, а в Демьянове им можно верить, она накануне получила предложение руки и сердца от купца Ведерникова, о котором я тебе рассказывал.
— От вашего местного Креза? И что, приняла?
— Сорокалетние женщины не отказывают жениху, если он миллионер, вдовец да еще и человек хороший.
— И все же это странный альянс. Талантливая актриса, начинала у Станиславского…
— Станиславский сам из купцов, не знал? Он из Алексеевых, в родстве с Николаем Алексеевым, знаменитым московским городским головой, тем самым, которого застрелили в 1893-м… Ладно, пора собираться, а то опоздаем. Если твои галстуки помялись дорогой, выбери что-нибудь из моих. Василий, ты цветов купил?
— Купил, да только баловство это, Дмитрий Степанович! Вон, в палисаде плохие цветы, что ли? Я бы вам их в корзинку-то поклал, и тратиться не пришлось бы. А то в лавке восемь рублей за свой веник содрали — статочное ли дело… Этак вы, ваша милость, по миру пойдете, если деньгами направо-налево швыряться…
Театр был переполнен. Слух о сенсационной помолвке актрисы и купца-миллионера уже растекся по городу, и все спешили взглянуть на удачливую невесту.
Волгина была явно в ударе и играла так, что дамы в зале рыдали почти в голос. Трагическая судьба провинциальной актрисы, героини Островского, невольно проецировалась зрителями на саму Волгину. Красота и благородные манеры Ольги Александровны так подходили Кручининой, что казалось — роль эта написана специально для нее, и трудно было представить, что и другие актрисы могут играть в «Без вины виноватых».
— Да, ты прав, это актриса Божьей милостью, — задумчиво сказал Петр в антракте.
Митя не успел ему ответить, с ним все время кто-то здоровался, раскланивался, он также раскланивался в ответ, обменивался с кем-то любезностями, представлял знакомым своего друга, и вся эта суета отвлекала друзей от беседы.
— Удивительно, но кажется, что тебя знает весь город! — заметил Бурмин. — Ты явно относишься к сливкам демьяновского общества.
— Глупости! К каким еще сливкам? В Демьянове все друг друга знают. Теперь и ты представлен местному обществу и будь уверен, завтра же все начнут раскланиваться с тобой и спрашивать о здоровье твоей матушки… Ладно, друг мой, «наше место в буфете»!
Процитировав Островского, Дмитрий увлек приятеля к уютному столику в углу. Ассортимент закусок в театральном буфете действительно поражал воображение — антрепренер недаром заказывал их поварам «Гран-Паризьена», лучшего городского ресторана. Правда, и цены в буфете были ресторанные, поэтому не так уж много театралов толпилось у буфетной стойки. Большинство демьяновцев не одобряли пустого мотовства. Дома, после спектакля, можно съесть ужин, приготовленный своей кухаркой, — дешевле встанет. Что деньги на всякие фрикасе швырять? Прошвыряешься…
Демьяновская публика, прогуливаясь в фойе, с жаром обсуждала городскую сенсацию, связанную с бенефицианткой Волгиной. Дмитрий и Петя, сидя за столиком буфета, постоянно слышали обрывки чужих разговоров:
— Это просто скандал! Ведь она совершенно открыто жила с Жоржем Райским, а теперь вдруг прониклась страстью к Ведерникову… Конечно, с его деньгами легко внушать женщинам любовь.
— Но он при желании мог найти моложе и богаче, за него пошла бы любая, даже и восемнадцатилетняя…
— Ну зачем умному немолодому человеку восемнадцатилетняя? Ведерников — господин практичный и рассудительный. Он искал зрелую женщину…
— А зачем умному человеку, практичному и рассудительному, прожженная актрисулька не первой молодости?
— Напрасно вы так, у нее феноменальный талант! И красоту не отнимешь.
— Какой бы красотой она ни блистала, а кроме актера Райского, ничего лучшего у нее не было. Савелий же Лукич, согласитесь, блестящая для нее партия!
— А Варвара Ведерникова со злости готова удавиться на собственной косе. Она привыкла вертеть отцом как пожелает. А теперь в дом придет мачеха и живо поставит эту наглую девку на место. Отныне мадам Волгина будет вертеть Савелием Лукичом самолично.
— Говорят, он подарил Волгиной колье из бриллиантов и изумрудов.
— Не просто колье, а целый гарнитур, и стоит, как хорошая усадьба!
— Нет, что бы вы ни говорили, это дикий брак, сумасшествие, и счастья он не принесет, уж поверьте.
— А Жорж Райский, получив отставку, скандалил и грозился всех поубивать…
— Милочка, у актеров это просто, сегодня он в отчаянии, а завтра, глядь, уже с другой! Он такой красавчик, что дамы долго тосковать ему не дадут…
— Может быть, и не дадут, но Волгина опекала его как мать, заботилась о его здоровье, оплачивала долги, не позволяла пьянствовать. Без нее он живо плюхнется в грязь, и другие дамы его не остановят.
— Поразительно, — сказал Петя, допивая свой бокал, — за пять минут можно собрать все сведения о человеке, даже не задавая никаких вопросов.
— Да, в этом недостаток, а может быть, и преимущество маленьких городков. Все друг друга знают, и друг о друге знают всё. Никаких тайн в приватной жизни граждан здесь не существует. Невольно приходится держать себя в жесткой узде. Будь уверен, в другом углу сейчас обсуждают тебя, и тоже уже все о тебе откуда-то узнали, всю подноготную.
— Меня?!
— А что ты думал? Событий здесь немного, и появление в городе нового лица обязательно вызывает толки и пересуды. Твой приезд в Демьянов — сенсация номер два, а могла бы быть и первой, если бы Волгина тебя не затмила. Ты заметил, как нас лорнируют местные дамы? Кажется, ты им нравишься… Думаю, скоро нас начнут зазывать в гости во все лучшие дома — местное общество захочет познакомиться с тобой накоротке. Кстати, как тебе демьяновские дамы? Ты, кажется, был уверен, что они явятся в театр чуть ли не в капотах?
— Дамы? Дамы очаровательные. И очень стараются быть элегантными. Ей-Богу, ни одной в капоте не заметил! Одеты они, по-моему, не совсем модно, впрочем, я в этом не слишком хорошо разбираюсь. Но вроде бы в Европе носят что-то другое…
— Ну, Топтыгин, на тебя не угодишь!
— Почему не угодишь? Демьяновские моды меня вполне устраивают. К тому же я заметил несколько дам, одетых с иголочки…
— Наверняка одна из них — председательница Дамского комитета госпожа Синельникова. Она славится своими нарядами на весь уезд, потому что ничего не заказывает у здешних портних, а все привозит из Петербурга и Москвы. Стильная дама. Ну ладно, пойдем в зал, антракт заканчивается, я не хочу опоздать к началу следующего действия.
По окончании спектакля Волгину буквально закидали цветами, среди которых Митина восьмирублевая корзина незаметно затерялась. Но цветы от Ведерникова — огромную корзину белых роз, которую вынесли на сцену двое его приказчиков, актриса выделила сразу. «Наверняка в цветах еще и футляр с какими-нибудь драгоценностями!» — шептали в рядах.