…Тридцатилетняя женщина в вечернем платье неуверенно вошла в кабинет.
Сталин сидел за столом и просматривал горы газет. Здесь были подшивки и последних номеров, и пожелтевшие – из архива. На краю стола стоял раскрытый ноутбук, по которому с приглушенным звуком показывал один из новостных каналов телевидения.
Увидев женщину, Сталин застыл на месте. Губы его побледнели, словно сведенные судорогой.
Женщина сделала шаг вперед.
От ее движения Сталин вздрогнул. Некоторое время он просидел, словно окаменев. И, наконец, стал медленно-медленно подниматься.
Надежда Сергеевна продолжительным взглядом удивленно посмотрела на него. Затем она растерянно оглянулась на Артема.
– О, господи! – прошептала она. – Он такой седой и старый…
Услышав ее голос, Сталин снова вздрогнул.
– Не надо! – сказала, повернувшись к нему, женщина. – Не объясняй ничего. Мой спутник мне все рассказал.
Она опять оглянулась на Артема.
– Он объяснил мне, что все это сон… вернее, что я погружена в глубокий сон, что меня усыпили, чтобы сделать операцию, которая поможет мне, наконец, избавиться от головных болей. Что сон такой крепкий, что я, как бы ни пыталась, не смогу проснуться.
Сталин продолжал неотрывно смотреть на жену. Он будто не слышал ее слов.
– Операцию, – негромко проговорил Артем, – мы ей действительно сделаем…
– Только я почему-то, – перебила его Надежда Сергеевна, – не могу вспомнить, как меня готовили к операции, как усыпляли. Помню лишь, как вошла в спальню, а затем – полный провал в памяти…
Артем виновато опустил глаза.
– Я неправильно рассчитал время, – тихо проговорил он Сталину, – прокараулил момент, когда она вошла в подъезд.
Сталин медленно перевел взгляд на него. Видно было, что он силился понять, о чем говорит Артем. Его глаза блеснули от мимолетной влаги.
– Наденька… – едва заметно шевельнулись его губы.
– А голова все равно побаливает, – вдруг пожаловалась женщина, – несмотря на сон, боль не утихает.
– Боль скоро пройдет, – поспешно вставил Артем. – Я ей только что дал таблетки.
Сталин перевел взгляд на него и опять на жену. Он постепенно приходил в себя.
– Идите, Артем… – наконец тихо проговорил он.
Артем с тревогой посмотрел на Сталина.
– Я буду в соседней комнате, – сказал он ему и Надежде Сергеевне.
– Спасибо! – уже тверже сказал Сталин. – Сегодня у вас был трудный день. А завтра будет еще тяжелее. Поэтому идите, поспите. Здесь в Кремле дежурный проведет вас в приготовленную для вас комнату. А мы с Наденькой посидим.
Артем еще раз настороженно взглянул на генералиссимуса.
– Я буду в соседней комнате, – повторил он. – А вам надо отдохнуть…
– Спасибо, Артем! Но вы сами знаете, сколько отведено мне времени. Не хочу терять последние ночи.
– О каком отведенном времени ты сказал? – недоуменно спросила женщина, когда Артем ушел.
– Как ты себя чувствуешь? – будто не расслышав вопрос, опять спросил Сталин.
– Боль, действительно, проходит.
– Ну и хорошо! Сейчас у них не те лекарства, которыми лечили нас.
Женщина удивленно посмотрела на него.
– Иосиф! – с тревогой спросила она. – Ты-то сам как себя чувствуешь?
Сталин растерянно пожал плечами
На некоторое время они замолчали. Женщина удивленно посмотрела на мужа и отвела взгляд в сторону.
Взглянув на ее профиль, Сталин опять вздрогнул. И вновь в его глазах блеснула влага.
– Наденька, – почти неслышно прошептал он.
– Что такое? – оглянулась на него женщина. – Ты что-то сказал?
Сталин продолжительно посмотрел на нее. По его лицу вдруг пробежала тень.
– О чем ты сегодня думала, когда шла домой? – негромко спросил он.
Женщина изумленно взглянула на него.
– У меня сильно болела голова, – проговорила она. – И все мысли были заняты этим.
– Правда? – Сталин чуть заметно напрягся.
– Правда!
Сталин внимательно посмотрел на нее.
– Я ведь вечером нагрубил тебе… – сказал он.
– Да! – проговорила она с вызовом. – Я и об этом думала!… И обо всем… Нельзя так делать!…
– Ты о чем?
– О чем? Вся страна об этом говорит. А он "О чем?"!
Сталин заметно напрягся и, отведя глаза в сторону, неподвижно застыл.
– Ну сколько можно тебе говорить? – не снижая резкого тона, проговорила женщина, – Нельзя село перегибать через колено!
Сталин продолжал смотреть в сторону.
– Наденька! – проговорил он. – В тот день… – он замялся, – в тот год… – Сталин опять замолчал, – когда ты с собой… – он опять запнулся, бросив на жену растерянный взгляд, – когда ты пришла домой после нашей последней ссоры, в стране был голод. Такой, какие были обычным явлением еще при царе, – голос его огрубел и стал четче. – До революции на каждые десять лет приходилось по два и больше голодных года. Но тридцать второй будет последним голодным годом… из-за неурожая. И всё!… Представляешь себе: всё! Страна больше никогда не будет знать их! Колхозы изживут голод, как прививки оспу!… Разве способны сделать это хозяйства, создаваемые "через колено"?