— Конечно, я готов. Даже уже начинаю выдумывать нам занятия. Правда, всегда считал, что ты то уж себе заскучать не дашь.
— Гарри, ты же не хочешь, чтобы я приходила с работы и тут же усаживалась за неё вновь, так ведь?
— Ну уж нет!
— Вот поэтому я запланировала, что дома буду посвящать работе не более двух часов в день, за исключением особых случаев.
— И когда же это ты успела всё спланировать?
— Сегодня утром, когда причесывалась.
Он вдруг вспомнил этот момент. Неожиданно он всплыл перед ним — ярко, зримо, словно произошёл только что. Её зачарованные глаза в зеркале, то, как она разрыдалась и бросилась к нему в любовном порыве. Тогда казалось, что впереди их ждут только счастливые времена. И потом сразу следом всё, что на них обрушилось. Теперь, кажется, больше никаких препятствий, но горький привкус ужасного «дара» словно висел в воздухе, а на самом деле, внутри них самих. Он пока ещё не мог до конца понять, осмыслить то, что она ему поведала, он и о детях-то никогда до этого всерьез не задумывался, хотя Джинни как-то раз в письме заикнулась по поводу его планов на этот счет. У него не было никаких планов. Он просто жил, просто работал, просто общался с окружающими и не думал о себе, как об особой единице — родителе. Для него все мысли об этом являлись простым наблюдением со стороны за другими. Хотя Андромеда и твердила, что из него выйдет отличный папаша… она так и говорила — «папаша», но даже общение с маленьким Тедди не приводило его в какое-то особое состояние, то самое, которое, вроде как, должно навевать желания самому стать отцом. Так что пока он не чувствовал вообще никакого внутреннего дискомфорта по этому поводу. Возможно, когда-нибудь что-то такое и могло возникнуть, но сейчас ему хотелось заботиться только об одном человеке — том, который лежал сейчас перед ним, укрытый простыней. Гермиона ещё сама была во многом похожа на большого ребёнка. Умом он понимал, что для женщины подобная угрожающая перспектива воспринимается гораздо серьезней, но именно что умом. Понять, что она чувствует по этому поводу, он не мог. И не собирался даже пытаться, просто принимал к сведению на будущее быть осторожным с некоторыми темами, чтобы не вызвать у неё плохую реакцию. Ему хватало собственных переживаний о её самочувствии, и о том, как они будут строить свою совместную жизнь. Гораздо больше его волновала внезапно открывшаяся перспектива не иметь возможности умереть. Он усмехнулся про себя странной иронии жизни. Волдеморт все свои силы потратил на то, что досталось ему самому совершенно даром, но добился прямо противоположного. Более того, сам он не просто не стремился к обладанию этим, но считал для себя, скорее, проклятием, раз уж оно так огорчало его любимую женщину.
«Правду говорят: отдавать лучше, чем брать!» — подумал он мимоходом, и почему-то ему сразу вспомнилась Джинни. Её имя уже проскользнуло в его размышлениях, но только сейчас ему пришло в голову, что она всё это время продолжает сидеть там, в крохотном вестибюле и мучиться догадками. Ему разом стало стыдно.
— Гермиона. Гермиона! — редко когда бывало, что он отрывал её от раздумий, а не она его, но на этот раз случилось именно так.
— Да, Гарри, — сказала она устало.
«Пожалуй, пора заканчивать эту беседу и дать ей отдохнуть».
— Надеюсь, все секреты на сегодня раскрыты?
— Боюсь, что да. Ты ждал чего-то более интригующего?
— Миона! Пожалуйста!
— Я тебе сколько раз повторяла: не мионкай! Я чувствую себя какой-то кошкой в этот момент.
— Что в этом плохого? Киса. Киса-киса-киса!
Она прикрыла глаза и покачала головой.
— Ну какой же дурак! Ты хоть понимаешь, о чем я тебе рассказала? Тебя это совсем не волнует?
— Знаешь, Гермиона, я тебе сейчас скажу одну вещь, и это вполне серьезно. Меня волнуешь ты! Это правда. Вот уже столько лет каждый раз находилось что-то очень важное рядом. И это не давало мне тебя как следует разглядеть. А потом и уделять тебе достаточно внимания. И, знаешь что? Хватит! Ну вот честно — хватит! Мне надоело оглядываться по сторонам и думать о том, что будет. Я хочу волноваться о тебе. В первую очередь. Думать, что для тебя важно, заботиться и посвящать тебе всё время, что у меня есть. Я даже готов, если хочешь, уйти с работы, если ты, в свою очередь, сделаешь то же самое, и жить с тобой просто, проживая наследство. Только я и ты. Всё время. И будь, что будет!
— Гарри! — её глаза были влажными, но тон вполне деловой. — Прости, но тебе не удастся запереть меня в клетку.
— Я не собирался…
— Не спорь со мной. Пожалуйста. Все мужчины в этом смысле одинаковые. Они все хотят не выпускать из рук. Контролировать. Я… очень ценю твои слова, и, если бы ты стал настаивать, я бы согласилась. Пришлось бы согласиться. Ты же знаешь, я не могу тебе отказать ни в чем важном. Но это буду уже не я. Не запирай меня, Гарри, пожалуйста. Иначе я сойду с ума.
Он наклонился и осторожно расцеловал её лицо.
— Всё будет так, как ты скажешь.
— Я скажу, что нам надо еще подумать, где мы будем жить. Ты же понимаешь, я не хочу возвращаться… в тот дом!
— Как? А Гриммо?
— А Джинни?
— Там место хватит на всю семью Уизли!
Он понял, что ляпнул не то, и тут же захлопнул рот с виноватым видом, но она сделала вид, что не заметила его слов.
— Гарри, я не смогу жить под одной крышей с женщиной, у которой увела мужа.
— Она считает наоборот, что это она увела. Впрочем, мы же сами можем у неё спросить. Она сейчас сидит, мается под дверью.
— Ты с ума сошел?! Она решит, что мы собираемся выгнать её из дому.
— Я понимаю. Я просто хотел спросить, может, ты хочешь её видеть?
— Конечно, хочу! Раз уж мы всё обсудили, пускай зайдет, я попрошу у неё прощения.
— Боюсь, она собирается сделать то же самое, — улыбнулся он.
— Да, Гарри, мы все только и делаем, что просим друг у друга прощения. Это как-то… не очень правильно, наверное.
— Ну, твою угрозу по поводу «до часа ночи» я запомнил, так что от меня теперь извинений не дождешься.
— Никогда не думала, что ты настолько мелочный, чтобы придираться к словам! Ужас, что за муж мне достался!
«Во всяком случае, лучше, чем предыдущий», — подумал он с сарказмом и сам же его устыдился. Чтобы скрыть выражение своего лица, он встал и пошёл к двери, чтобы позвать Джинни.
— Гарри! — остановила она его, когда он уже взялся за ручку. Он обернулся. — Как я выгляжу? Она меня не испугается? Не хочу это видеть в её глазах.
— Не беспокойся. Джинни не из слабаков!
Она сидела на стуле, наклонившись, вложив руки между сжатых коленей и тихонько покачивалась взад-вперед. Ему снова стало совестно, что он не попытался уговорить её уйти.
— Джинни, — прошептал он, и она встрепенулась, бросив на него вопросительный взгляд. Сейчас с взметнувшимися бровями и приоткрытым буковкой «о» ртом она удивительно напоминала ему маленькую себя, глазевшую на него при каждом удобном случае.
— Не хочешь зайти?
Она кивнула и распрямилась, зачем-то взлохматив волосы, и в два шага добежала до двери палаты.
Она вошла тихонько-тихонько, на цыпочках, как будто боясь разбудить пациентку. Гермиона тут же впилась в неё встревоженным взглядом, сдвинув от напряжения брови и закусив нижнюю губу. Джинни медленно приблизилась и сказала как-то легкомысленно:
— Привет!
И потом внезапно просто рухнула вниз и уткнулась Гермионе куда-то в плечо. Её волосы на мгновение покрыли лицо подруги. Когда она подняла голову, на глазах стояли слёзы. И не просто слёзы, Гарри тут же по всем внешним признакам определил, что приближается гроза.
«Я зря её впустил», — подумал он, но было уже поздно.
Она взяла ладонь Гермионы меж двух своих, покачивая её, словно не зная, что с ней делать, а потом как-то беспомощно оглянулась в его сторону.
— Здесь же нельзя курить?
Он молча помотал головой.
— Джинни, пожалуйста, прости меня… — начала Гермиона, но та вдруг резко повернулась к ней и бросила коротко и зло: