Глава 1 Ночное знакомство
Полная июньская луна сияла за окном, словно лик томной восточной красавицы, вдохновлявшей моего любимого поэта Омара Хайяма.
А мне, глядя на эту луну, хотелось выть, словно одинокой волчице. Впрочем, может, волчицы вовсе и не воют на луну, только волки?.. А, все равно!
Если вы — женщина, если вам скоро двадцать семь, и в прекрасную летнюю ночь поблизости не находится еще одной пары любящих глаз, чтобы вместе смотреть на луну, — что вам остается? Выть от тоски! И то, что вы в полной мере обладаете всеми прелестями луноликих хайямовских красавиц… ну ладно — почти всеми, и что в придачу являетесь неплохим частным детективом, — вряд ли может служить вам утешением. Скорее — наоборот.
«Ах, я сама, наверно, виновата, что нет любви хорошей у меня…»
Вот-вот! Именно это и ответили мне пять минут назад мои заветные двенадцатисторонние гадальные косточки, когда я задала им — оракулам моей судьбы — конкретный, без обиняков, вопрос: в чем причина моей затянувшейся (на целых полчаса!) хандры? На трех костях выпала комбинация: 15+25+6. Что означает, если мне не изменяет память (а она мне не изменяет, можно сказать, никогда): «У вас нет единственно любимого. Внимательно пересмотрите свою жизнь и измените отношение к происходящему. Будьте доброй и любите Бога больше, чем материальные блага».
Господи, прости меня, грешную! Нам, сыщикам, больше подходит другой принцип: на Бога надейся, а сам не плошай! И вообще: слишком уж какой-то умозрительный путь к «единственно любимому» мне предлагается! Хотелось бы что-нибудь попонятней, а главное — покороче…
Кто знает: быть может, я в эту ночь и осталась бы до конца верной жанру «страдания одинокой женщины» и в духе этого жанра даже всплакнула бы на груди у подушки—«девичьей подружки». Но…
Зазвонил телефон.
Он затрезвонил резко, противно, нахально поправ мои философические раздумья. От возмущения я не сразу сняла трубку. Пусть тот, на другом конце провода, прочувствует всю глубину своего морального падения.
— Алло!!!
— Ради Бога, простите за столь поздний звонок. Добрый вечер. Вернее, уже глубокая ночь… — Слышавшийся в трубке баритон был бы, несомненно, приятен, если бы его обладатель не был так взволнован. Перед тем как набрать мой номер, этот мужчина уж точно не разглядывал луну. — Я говорю с частным детективом Ивановой?
— Верно, вы попали не в службу точного времени, но могу вам сообщить, что сейчас час ноль шесть. Не рановато ли для деловых звонков?
— Еще раз простите, я никогда не посмел бы, если б не чрезвычайные обстоятельства… Ради всего святого, прошу вас, не вешайте трубку, выслушайте меня!
Не вешать трубку? Да я и не собиралась! Кажется, пора простить беднягу — видать, у него и вправду крупные неприятности.
— Не волнуйтесь, я вас внимательно слушаю. — Мой голос заметно потеплел. — Я все равно не спала.
— Спасибо, я постараюсь не отнять у вас много времени. — Баритон на другом конце провода благодарно встрепенулся. — Моя фамилия Бутковский, Олег Николаевич Бутковский, но вряд ли вам что-то скажет мое имя. Я предприниматель, у меня собственное дело…
Скромный человек, это хорошо. Другой бы на его месте сказал: «Вам, конечно, знакомо мое имя» — и был бы, кстати, совершенно прав. Разве только какой-нибудь совсем безнадежный лох в Тарасове не слышал про Олега Бутковского и его дело. Свою производственно-коммерческую фирму «Бутон» — ныне процветающее предприятие со множеством филиалов и с миллиардными оборотами — он начинал лет семь-восемь назад с обычного ларька на окраине города. Всего, чего добился этот человек, он добился своими руками и своей же головой. Во всяком случае, так твердила молва. Не менее известна была его репутация честного бизнесмена. За его фирмой — опять же по утверждениям знающих людей — не стояли никакие теневые структуры. Генеральный директор «Бутона» не водил дружбы с мафией. (Я бы выразилась осторожнее: Бутковский ограничивал свои отношения с мафией необходимым минимумом, ибо еще классик сказал — нельзя жить в обществе и быть свободным от общества.)
Словом, Олег Николаевич Бутковский мог бы служить прекрасным примером настоящего — без всяких кавычек — нового русского. Если бы не одно маленькое «но»: явная принадлежность к другой — тоже, без сомнения, великой, но все же не русской — нации.
Еще я знала о нем следующее: ему под шестьдесят, но он в отличной форме, увлекается конным спортом, прекрасно образован, интеллигентен. Вдовец по первому браку, несколько лет назад снова женился на некой юной особе — говорят, сногсшибательной красоты. То ли бывшей фотомодели, то ли актрисе, словом, что-то в этом роде. Типичный случай… Правда, слышала я и то, что брак этот, вопреки досужим предсказаниям, получился во всех отношениях счастливым.
Всей этой информации с лихвой хватило мне, чтобы ответить:
— Я наслышана о вас, Олег Николаевич. Так какая же беда заставила вас обратиться ко мне?
Честно говоря, казалось совершенно невероятным, что у такого человека вообще может стрястить какая-либо беда, более крупная, чем, скажем, неожиданная поломка факса в офисе. Но с забарахлившими факсами не обращаются к частным детективам, да еще посреди ночи!
— Я… У меня пропал сын.
— Как — пропал?!
— Исчез сегодня днем… то есть теперь уже — вчера. Факты говорят о том, что это похищение. — Бутковский произнес эту фразу почти спокойно, но я услышала, каких неимоверных усилий ему это стоило.
— Какие факты, Олег Николаевич?
— Прежде всего записка. Антон — это мой сын, ему недавно исполнилось четыре годика — был с Гришей, нашим водителем. Григорий должен был… Ну, в общем, получилось так, что он оставил мальчика одного на несколько минут. В вестибюле детской поликлиники. А когда вернулся за ребенком, его там не оказалось. Конечно, никто ничего не видел. Григорий долго искал Антона повсюду, заглянул в каждую подворотню, в подъезды… Впрочем, Антоша никогда не ушел бы просто так, он послушный мальчик, а с Григорием они вообще друзья… Ну вот, а когда Гриша вернулся наконец к машине, на лобовом стекле, за «дворником», он нашел эту самую записку. Вот она, дословно: «Мальчик у нас. Если вам дорога его жизнь — не обращайтесь в милицию. В субботу ждите дальнейших указаний на даче, с вами свяжутся».
— На даче?
— Да, именно так там написано. Может быть, они хотят получить дополнительные гарантии моего молчания, не знаю. Хотя при желании я могу позвонить в милицию и с дачи… Но об этом, конечно, не может быть и речи. Я хочу получить своего сына живым! В общем, в семь утра мы с женой едем в Усть-Кушум. Вот почему, Татьяна Александровна, я рискнул побеспокоить вас среди ночи. Я хотел просить вас…
Голос его сорвался, и Бутковскому не сразу удалось с ним совладать. Я решила хоть немного помочь моему ночному собеседнику и вставила реплику:
— Мы сэкономим время, если будем обходиться без моего отчества. Просто Татьяна. Так о чем вы хотите просить меня, Олег Николаевич?
— Сам не знаю… О помощи. Хотя бы о вашем совете! Вы профессионал, вам должно быть виднее, что можно сделать в такой ситуации. Раньше мне приходилось слышать о вас от моих знакомых, которым вы помогли. Если надо, я могу назвать фамилии. Я даже записал тогда ваш телефон — на всякий случай. Ну, вот он мне и пригодился… Алло, вы меня слышите?
Теперь молчание наступило на моем конце провода. Я думала.
— Да, Олег Николаевич, я вас слышу. Боюсь, вы действительно попали в беду. И если это так, наша дальнейшая беседа по телефону становится небезопасной. Вы могли бы приехать ко мне прямо сейчас, желательно вместе с вашей супругой?
— Конечно! Мы сможем быть у вас минут через двадцать. Адрес я знаю.
— Вот и отлично, договорились. И не забудьте захватить ту самую записку. И фотографию малыша, конечно.
— Разумеется. Спасибо, Татьяна Алекс… Спасибо, Таня!
В трубке послышались короткие гудки. Я медленно положила ее на рычаг.
Странная история. Странная и — тревожная. Что это — банальный киднеппинг? Если только похищение ребенка можно назвать банальным… Сердце противно сжалось от какого-то смутного предчувствия. Что за черт, день сегодня, что ли, неблагоприятный? Или это полная луна виновата? Я вдруг отчетливо увидела одинокого маленького мальчика в больничном вестибюле. Невинный заложник каких-то страшных, грязных взрослых игр. Был мальчик — и нет мальчика. «Да был ли мальчик-то?..» — всплыло в памяти. Откуда это? Ах да, из «Клима Самгина»… Тьфу-тьфу, вспомнится же такое не к месту!