... А Тучкова меж тем доставили на носилках к Неаполитанскому королю Мюрату, щеголявшему в бархатном мундире, расшитом золотыми позументами, в польской конфедератке с перьями и в желтых сафьяновых сапогах.
Когда лекарь перевязал кровоточащие раны генерала, Мюрат поинтересовался:
– Сколь многочислен ваш отряд?
– В битве участвовало не более полутора тысяч...
– Говорите это бабушкам! Бабушкам! Ваши колонны гораздо больше... – едко усмехнулся Неаполитанский король. – Отступать – значит признать себя побежденным. Раз отступил – сделал ошибку; в другой раз – надо упорствовать. Только это может спасти исход дела.
Тучков не промолвил ни слова.
– Много ли у вас потерь?
– Разве может быть без потерь в столь горячем бою?
– Да, тяжела война!
– Мы сражаемся за наше Отечество, маршал! И потому не ведаем тяжестей.
Мюрат смерил пленного с головы до ног презрительным взглядом, небрежно кивнул ему на прощанье и распорядился:
– Подлечите генерала! А затем отправьте его в главную квартиру к императору.
На пятый день поутру адъютант Бонапарта зашел к Тучкову и велел следовать за ним.
Бонапарт занимал величественный белый особняк с колоннами – резиденцию бывшего смоленского губернатора. Перед особняком прохаживались франтоватые офицеры, а при входе дежурили часовые. На лестнице и в гостиных мелькали генералы и военные чиновники.
Тучкова провели мимо них в пустую комнату. У дверей стоял высокий лакей с восковым лицом, в пышной придворной ливрее. При появлении пленного генерала с забинтованной головой, он с почтением отворил дверь и жестом руки указал, чтобы тот следовал далее один. Сопровождавший Павла Тучкова адъютант удалился.
В богато меблированной приемной у горящего камина стоял император. Небольшого роста, голубоглазый, тучный, в сером сюртуке, он о чем-то беседовал с начальником штаба Бертье.
Войдя в приемную, Тучков поклонился Бонапарту и начальнику его штаба. Те ответили ему вежливым приветствием.
На широком дубовом столе императора лежала развернутая карта России. Тучков заметил, что отступление наших войск помечено на ней булавками с зелеными головками; французских же – синими, желтыми и красными. Разноцветные булавки означали движение разных корпусов великой армии.
В углу близ окна стоял маршал Бертье.
Пристально взглянув в глаза раненому генералу, Наполеон сказал:
– Мне доложили, что вы были на волоске от смерти там, на поле Валутинской битвы.
– Да, ваше величество.
– Французы умеют ценить людей по заслугам, даже если они противники. Недаром мой офицер пощадил вас, генерал! Притушив боевой гнев, он даровал вам жизнь!
– С Божьей помощью, ваше величество.
– О чем вы думали в последние, роковые минуты там, на поле жестокой брани?
– Я думал о Боге. В моих ушах звучали колокольные звоны соборной церкви пылающего Смоленска.
– Вы, вероятно, изволите шутить? Какая может быть вера в наше жестокое и суровое время?
– Нет, ваше величество, не шучу. Россия всегда была сильна своей верой...
– Пусть будет по-вашему: верой так верой. Однако должен вам признаться, я выигрываю сражения не силою своей веры, а остротою своего чутья и глубиною мысли...
– Каждый полководец воюет по-своему...
– Вы, безусловно, правы, генерал. В стратегии и тактике нет готовых рецептов. Однако знаете ли вы о тех насилиях, которые чинят ваши люди? Они стреляют по моим фуражирам, едущим для добывания провианта. Даже ваши крестьяне избивают моих солдат, которые заплутают в лесах или же по другим причинам отстанут от своих корпусов?
– Ваше величество, наши люди не позволяют унижать себя. Они отстаивают свое достоинство и русскую честь.
– Я не согласен с вами, генерал. Подобные действия противоречат правилам честной войны. Если так будет продолжаться далее, я прикажу посылать военные отряды для поддержки своих фуражиров.
– Это ваше право, ваше величество. Мы с вами придерживаемся разных позиций.
– Но скажите вы мне, пожалуйста, генерал, для чего восстанавливать друг против друга две такие почтенные нации? Как бы там ни было, но мы должны с уважением относиться друг к другу при любых обстоятельствах.
– Мои офицеры и я готовы предоставить вам доказательства нашего уважения.
– Генерал, нас следует уважать не только на словах. Будьте любезны! Взгляните на карту на моем столе! Видите, вот то обширное пространство, которым мы уже овладели. – Наполеон с гордостью очертил указкой те места на карте, которые заняла его великая армия.