— Да?!? Ты это заметил? — и с этой минуты он стал моим лучшим другом.
Теперь мы встречались в трактире каждый вечер. Его звали Кастл. И поскольку Эмата, по понятным причинам, всегда особо отмечала наш столик и неизменно задерживалась возле него, моя потенциальная жертва уже не впадала в обычный ступор, а просто молча пожирала ее жадными глазами.
К четвертому вечеру я уже знал об обозниках многое и кое-что о жизни в столице.
Обозники были особой кастой. Их жизнь проходила в специальных закрытых казармах и на свободу их не выпускали. Единственным их развлечением были настольные игры, типа нашего домино и костей. Каждая группа обозников обслуживала определенный ярус, поэтому узнать что-то о других ярусах мне не удалось. Свободный выход в город имели лишь старшие обозники и то по специальному графику.
— Значит, ты никогда не знал женщин и тебе нельзя жениться? — спросил я.
— Да, — ответил он зардевшись.
— А, как же старшие обозники, они тоже не имеют семей?
— У них есть общие жены.
— Общие жены? — поразился я.
— Они занимают отдельную казарму, и на закрытой ее половине живут только женщины. Дети, которые рождаются у них от старших обозников, воспитываются там же и затем сами становятся обозниками.
— И тебе нравится такая жизнь?
— Какая есть, другой мне не положено, — горько вздохнул он. — Я родился обозником и умру обозником — такова моя доля.
— Но деньги-то вам платят за вашу работу?
— Платят немного. Да и зачем они нам? Нас кормят и одевают бесплатно, за счет императорской казны. Деньги тратить некуда и копить бессмысленно. Вот и проигрываем их в кости. И раз в период наслаждаемся свободой в этом и других становищах, пьем пиво, общаемся с другими людьми. Это длится долго.
— Ты никогда не хотел сбежать из своей казармы?
— А, куда? И потом все равно ведь поймают и тогда приговорят навечно к каторжным работам на рудниках. А я видел, как живут рудокопы… Нет, лучше быть обозником, чем рудокопом.
— На рудниках, сказал он, — отметил я про себя, — выходит этот ярус не единственный, где есть рудник?
— Ты бывал на других ярусах?
— Нет. Уже много периодов мы посещаем только этот ярус. Но здесь так хорошо, на другой никто не хочет.
— А рудники? Они есть и на других ярусах?
— Не знаю. Но слышал от старшего обозника, что самых отъявленных преступников ссылают совсем в другой мир, вне нашей империи. Там тоже есть рудник, там не бывает дня — только ночь, и оттуда никто не возвращается.
— Старший обозник что-нибудь знает, где находится этот другой мир? — осторожно поинтересовался я.
— Вряд ли. Он тоже слышал от кого-то. А тебе зачем? Хочешь туда попасть?
— Нет, просто интересно. Я ведь, кроме нашего яруса вообще нигде не бывал, — ушел я от этой темы, — ты вон в столице живешь…
— Только что живу…, - вздохнул Кастл.
— И я бы очень хотел туда попасть, — закинул я удочку.
Но мой собеседник заскучал, вспомнив о своей постылой жизни в казарме, и ушел в себя. Я не стал форсировать события. Пусть попереживает. Я ведь и раны разбередил ему не напрасно. Мы еще вернемся к теме о лучшей жизни.
К вечеру пятого дня обозники закончили сбор кип у тканщиков и завтра должны были пойти к рудокопам. Я знал, что грузовой отсек уже почти полон и в другие становища яруса обозники пойдут следующими рейсами. Об этом говорил еще Мальен. Мне следовало начинать решительные действия.
Как обычно, мы встретились с Кастлом вечером в трактире. Он был грустен. Работа на нашем ярусе заканчивалась, и Эмату он сможет увидеть лишь в следующем периоде.
— Скоро уезжаете? — поинтересовался я.
— Да, — он тяжело вздохнул и окинул зал трактира тоскливым взглядом.
— Слушай, а как вы перемещаетесь на другой ярус? Большая тележка вас везет, что ли? Столько груза-то…
— Я не знаю, как это происходит, — бездумно ответил он, уже шаря взглядом в поисках Эматы.
— Как это не знаешь? Не хочешь рассказать старому другу о своих дорожных ощущениях? Мимо чего проезжаете, что видите?
— Ничего мы не видим. Садишься в кресло, старший нажимает какую-то кнопку на штуковине, которая открывает и закрывает вход и все.
— Как это все? — поразился я, — а дальше то — что?
— Все. Как бы теряешь сознание, а когда очнешься — мы уже на месте на складах, которые находятся рядом с казармами.
— Вот здорово! — притворно восхитился я, — и сколько времени это занимает?
— Неизвестно. Даже старший обозник этого не знает.
— Хотел бы я попробовать!
— Ничего приятного. Надо пристегиваться металлической сеткой. Потом сильно сдавливает грудь. А затем сплошная чернота. И больно.
— Жаль. Мне так хочется побывать в столице.
— Может, еще побываешь.
— Давай, махнемся!
— Чем?
— Места-а-ами, — внушительно произнес я, растянув это слово, — ты останешься здесь, а я смотаюсь в столицу.
— Ты шутишь? — Кастл даже рассмеялся от нелепости такой перспективы.
— Ничуть. Поменяемся одеждой, никто и не заметит.
Он опять засмеялся и помотал головой: — Ну, ты и подкольщик!
— Я говорю вполне серьезно, — я понизил голос, — и не кричи так громко!
— Но это невозможно! — он перешел на шепот, хотя еще и не осознав, что я не шучу.
— Почему?
Вот здесь он задумался и поглядел на меня искоса. До него начала доходить вся серьезность моего предложения.
— Почему…, повторил он, — старший обозник все равно не разрешит.
— А, кто его спрашивать будет?
Кастл разинул рот. Вбитая в него с молоком матери железная дисциплина не допускала такого варианта. Он пожевал губами, думая над ответом.
— Он просто не пропустит тебя в бальдмейкс.
— Я же переоденусь в твою одежду…
— Ну и что, — теперь Кастл включился в игру и начал полемизировать, — когда мы отбываем в имперский ярус, он запускает нас по одному и пересчитывает, чтобы никто не остался. Ты будешь проходить мимо него вплотную. Он увидит твое лицо, его не обманешь.
— Это мои трудности, — сказал я, — и вообще ты хочешь зажить нормальной жизнью? С собственным домом, со своей семьей. С женщиной и всем таким прочим?
— Это невозможно, — глаза его потемнели, — зачем ты надо мной смеешься?
— Еще как возможно! Вот бери!
И я сунул ему в руку четыре золотых горошины. Он разжал ладонь и недоуменно посмотрел на сверкнувшее золото.
— Откуда у тебя такие деньги? Я никогда даже не видел золотых монет.
— Это твои деньги. Спрячь их и слушай меня внимательно.
Кастл повиновался и осторожно опустил горошины в карман комбинезона, придерживая их внутри пальцами, будто боялся, что они ускользнут. Это был старый трюк. Известно, что за деньги можно купить не все. Но за очень большие деньги продается все, даже душа. А, положив громадную сумму в свой карман, потом невозможно с ней расстаться.
— Лучшая жена стоит здесь восемь ларгов. Тебе же нравится Эмата?
Он ошеломленно кивнул головой.
— Вот и уплатишь за нее старейшине. Она будет счастлива с тобой, тем более что ты ей нравишься.
Здесь я покривил душой, но на карту было поставлено все. Но, кто знает, может действительно дочь Мальена обретет свое счастье?
— Да, — произнес Кастл, как во сне, — я ей определенно нравлюсь.
— На остальные деньги ты построишь дом. Свой дом, — подчеркнул я, — обзаведешься хозяйством и прочим необходимым. И у тебя еще останутся деньги. Ты представляешь, что такое целых четыре дарга?
Он утвердительно кивнул головой, но затем стал мотать ей отрицательно. Парень был в панике.
— Будешь жить поживать, да добра наживать, — закончил я известной русской присказкой.
— Это невозможно! — прохрипел Кастл, но было видно, что нарисованная мной картина вольной жизни ошеломила его, и он даже представил ее хоть крохотным кусочком.
— Возможно! — настаивал я, и все это сбудется, вот увидишь.
— Старший обозник тебя не пропустит!
— Опять, двадцать пять! Говорю же — это я беру на себя. Твое дело…