— Сашка, — произнесла она мягким голосом, от которого что-то екнуло в душе парня, — ну хватит меня смешить! Так же и лопнуть можно. Или ты так покушаешься на мою жизнь?
Пальчик обвиняюще уставился в грудь с обожанием глядящего на подругу молодого человека.
— Я тебя, — парень почти задохнулся от такого предположения, — да я никогда! Да я тебя…
— Что ты меня? — не дождавшись продолжения, слегка капризным голосом спросила девушка, забавно сморщив носик, — Ну! Договаривай! Я слушаю.
— Э! Дорогой, — послышался голос с легким гортанным акцентом, — забирай мясо! Готово!
Парень вскочил, испытывая сильное облегчение от того, что нашелся еще один повод передвинуть решительной объяснение с возлюбленной на попозже и направился к шашлычнику, провожаемый ироничным взглядом подруги.
Все случилось стремительно и неожиданно. Вот еще только что он шутливо пикировался с подругой, а в следующее мгновение над бетонными пятиэтажками, над хмурым заливом, над военными кораблями пронесся заунывный, протяжный рев сирен гражданской обороны. Несколько секунд спустя земных собратьев поддержали корабельные ревуны. Звук протяжным эхом вернулся от окружавших город сопок, чтобы окончательно затеряться посреди безбрежных просторов Кольского залива. Печальный вопль все длился и длился, выматывая душу, оповещая людей что случилось нечто страшное. На набережной застыли. Протяжно завыл тонкий женский голос, тут-же перебитый гневным мужским окриком. Прижившаяся в порту бездомная собака, испуганно шарахнулась от только что найденной косточки. Насторожив длинные уши, несколько мгновений слушала раздававшиеся над главной гаванью самого северного флота — Краснознаменного Северного флота России, грозные звуки, затем подняла морду к небу, горестно завыла, словно в унисон грозным звукам. На военных кораблях — торопливый стук ботинок об металл палубы, негромкие слова приказов, мельтешение теней. Корабли стремительно пробуждались, готовясь к тому, для чего они были рождены на свет-к бою!
— Что это? — девушка вскочила, зажимая промеж колен надутую ветром юбку, на лице нарисовалась растерянность, потом губы жалко дрогнули, — Что это? — повторила уже потише дрогнувшим голосом.
— Мы проходили как действовать по сигналам гражданской обороны, — произнес парень. Вернувшись к девушке, схватил ее за тонкую ладонь, — Пошли!
— Э! — растерянным голосом произнес кавказец, — а как же шашлык?
— Не до него сейчас, — отмахнулся парень и скорым шагом почти насильно ведя за собой девушку, что-то горячо ему доказывающую, двинулся вдоль набережной к ближайшему переулку, ведущему прочь от базы военных кораблей. А печальные звуки сирен все плыли и плыли над городом и морем, словно заунывный плач по чьим-то пропащим душам.
Шашлычник вытащил истекающие мясным соком шампура из мангала. Набережная преобразилась. Куда только делись беззаботные, гуляющие парочки? Редеющая толпа обтекала его кафе, целеустремленно текла на выход. Мужчина растерянно и жалко заморгал, на лбу появились глубокие морщинки. В нем боролись жадность или скорее домовитость со страхом. Кафе то свое, кровное, как его оставить без присмотра? Разворуют же все! Но не зря же еще минуту тому назад беспечно прогуливающиеся североморцы поспешно покидают, почти бегут, прочь от военно-морской базы? А еще эти сирены… Вах, что-то вспоминается из детства про них. Что-то совсем нехорошее.
«Бамм!» — басовито прогремело над акваторией. Стальной нос «Петра Великого» окутался пламенем и дымом, и стремительная огненная полоса воткнулась в небо.
Задрожали, зазвенели стекла в стоявших поблизости пятиэтажках и портовых конторах.
«Бамм!» — вернулось эхо, многократно отразившись от окружавших город холмов, наслоилось на изматывающий душу вой сирен.
Ужас накрыл шашлычника с головой, несмотря на летнюю погоду, по спине потекла холодная струйка пота. Он метнулся к столу, в ящике которого он держал выручку. Тугой комок рублей отправился в карман, фартук полетел прочь. Бросив последний, тоскливый взгляд на кафе, он влился в толпу убегающих с набережной, тут же рассеивающуюся среди притихших многоэтажек.