- Я не буду торопить тебя. Я только продемонстрировал, как может быть все прекрасно, пожелай ты этого.
- Я могу сойти с ума или покончить жизнь самоубийством, – заметила девушка, невольно отмечая, что ей приятны объятия. Она чувствовала себя защищенной в его руках, не смотря на то что это, были руки дьявола. Их прикосновения кружили голову, заставляли быстрее биться сердце, от упоительного ощущения близости.
- Сойти с ума тебе не грозит, и ты не убьешь себя, - шепнул он ей на ухо и легонько поцеловал, еле ощутимо. Будто коснулся кончиком пера. - Я отправлю тебя в твою каюту, - сказал, отстраняясь, и с усмешкой заметил: - Если для тебя так важно. То я тоже ангел, - увидев изумление мелькнувшее в её глазах, улыбнувшись, уточнил: - Черный.
Светлана внезапно оказалась в своей каюте, к великой радости Пса, который хозяином разлегся на её постели, сливаясь в единое целое со шкурой черной пантеры. Соскочив, он весело запрыгал вокруг девушки, угрожая сбить с ног. Игриво хватая её ногу, страшными клыками. Но Пес не оставил даже и царапины, настолько он был деликатен.
Потрепав его за загривок, девушка в надежном сопровождении покинула каюту, вышла на палубу.
Прислонившись к перилам, устремила взгляд на полыхавший огнем закат.
Солнце ещё не ушло за горизонт, а грозовые тучи, клубившиеся на западе, грозили поглотить его раньше, чем оно опуститься.
От красного заката и океан приобрел алый цвет. Казалось кровь, омывает борта “Летучего голландца”. Да, и сам корабль, потонул в этом цвете.
Пес поднял морду к небу, с жуткими алыми глазами, внезапно завыл, дико и страшно.
Казалось, весь мир погребен в потоки крови.
Сыграв злую шутку, ласковое светило, сверкнув последний раз пламенным лучом, растворилось в надвигающейся на океан грозе.
Не в силах слушать “ночную серенаду” пса, Светлана отвернулась от океана и направилась в кают-компанию. Оттуда доносились веселые голоса и звон хрусталя.
ГЛАВА 7
В жаркий январский день, когда солнце сияло в зените, на пыльной площадке, что находилась на пустыре за городом и служила здешним ребятам футбольным полем, появился мужчина лет сорока. Внимательно посмотрев на мальчишек, с криком и шумом вздымающих тучи пыли, сбивающие босые ноги об утрамбованную в цемент почву в погоне за кожаным мячом, он опустился на низкую скамейку, сколоченную из нескольких старых досок. Скрестив руки на черном набалдашнике длинной трости изображающей сжатую когтистую лапу, положив на них подбородок, мужчина заинтересованно принялся наблюдать за ходом игры. Но он был не единственный, кто столь же пристально и напряженно следил за мячом, который подобно маятнику, кочевал с одного конца поля в другой, и в этой паре глаз кроме интереса, горела жгучая зависть. Слёзы обиды были готовы, по малейшему, может безобидному поводу, появиться на свет, прокладывая влажные дорожки по юным щекам. Свежая царапина и подбитый глаз этого создания, наталкивали на мысль, что совсем недавно он довольно горячо, отстаивал свои права или интересы. А если кому-то удалось бы проследить, куда кидал подбитый глаз взгляды, в которых помимо зависти и обиды явно проглядывала ненависть, то обнаружил бы и обидчика, этого маленького человечка.
С громким хлюпаньем, втянув воздух и прерывисто выдохнув его, мальчик привлек к себе внимание мужчины сидевшего рядом с ним на одной скамейке.
Мужчина выпрямился. Поднял голову с рук, внимательно посмотрел на своего соседа. Тот, не замечая этого взгляда, продолжал следить за игрой и за высоким подростком, находившемся в гуще событий и взявшего на себя обязанности капитана команды.
Мальчуган вздрогнул от неожиданности, когда рядом прозвучал низкий голос.
Он с сочувствием спросил:
- Не взяли?
Для мальчика, у которого вся жизнь, в данный момент, была заключена в футбольном поле, столь короткий и неопределенный вопрос, был вполне ясен и полон содержания. Шмыгнув носом и утерев его рукой, которая оказалась ко всему прочему содранной на локте, прерывисто вздохнув, ответил, не поднимая головы и не разглядывая человека проявившего к нему участие. Ему достаточно было только вопроса, чтобы вся переполнявшая душу обида, и зависть выплеснулись наружу: