В течение следующего получаса викарий проверял чистоту котелков и блюд, на которых готовая пища относилась в рефектарий 13, придирчиво осматривал полки с кухонной утварью, затем перешел к ларям, где хранились скатерти и посуда для праздничных обедов.
Камерарий искоса наблюдал за недовольно сопевшим аббатом. Когда Матье де Нель заглянул в очередной горшок, брат Жильбер не удержался и прошептал, стоявшему рядом с ним келарю:
— Еще немного и господину аббату придется пускать кровь, не то въедливость визитатора его убьет. И это, заметьте, только первый день.
— Вы правы. Этот викарий дотошен сверх всякой меры, — келарь бросил неприязненный взгляд в сторону Матье де Неля.
— Если не ошибаюсь, на обед сегодня будут бобы? — спросил викарий, заглядывая в котел. — Господин аббат очень хвалил мне ваше поварское искусство.
Настоятель, сделав над собой видимое усилие, приторно улыбнулся.
— Совершенно верно, — ответил польщенный повар. — Но это, ваша светлость, не просто вареные бобы — это особое блюдо. Такого вам не удастся отведать нигде, даже в Риме.
— Вот как? Впрочем, вы правы — бобы вряд ли появляются на столе Его Святейшества папы.
Последнее замечание вызвало замешательство. Неужто визитатор насмехается над понтификом? И только повар был спокоен, похоже, он расценил слова викария, как комплимент. С блаженной улыбкой он осторожно снял крышку. Из котла вместе с паром вырвался запах вареных бобов.
— Хм. Действительно, пахнет недурно, — признал викарий.
Аббат Симон сделал шаг вперед и вмешался.
— Брат Бернар с большим удовольствием поделится с вами своим рецептом.
Келарь фыркнул и повернулся к брату Жильберу.
— Посмотрите на нашего повара. Он вот-вот лопнет от самодовольства.
— Может оно и к лучшему — нас перестанет пучить от бобов, — ответил камерарий.
— Прежде всего, приступая к готовке, монах обязан вымыть руки и прочитать три молитвы, — пустился в пространное объяснение рецепта повар. — Затем промыть бобы и варить их пока не начнут раскрываться оболочки. Пену, всплывшие и пригоревшие бобы отделяем, остальные остужаем, снова прополаскиваем и снова варим. А теперь самое главное, — повар остановился и, приподняв крышку, повел носом. — Кажется пора, добавляйте.
Его помощники всыпали в котел мелко нарезанные овощи. Повар водрузил крышку на место и продолжил менторским тоном.
— Так вот, в самом конце, не ранее, бобы солим, добавляем отваренные и мелко нарезанные морковь и пастернак и только после этого, подчеркиваю, только после этого заправляем кусочками сочного слегка поджаренного сала с луком. И — долой с огня. Секрет, как видите, прост: сало добавляется в самом конце и оно ни в коем случае не должно быть пережаренным, иначе блюдо потеряет свой утонченный вкус.
— Очень интересно. Вы так подробно объяснили, брат Бернар, что мне не терпится попробовать, — усмехнулся викарий, еще раз обвел взглядом кухню и подвел итог. — Ну что ж, я удовлетворен. Кухня содержится в чистоте.
— Истинно так, святой отец, — подтвердил повар. — Иначе и быть не может, ибо каждую субботу мы вчетвером да еще дежурный брат скоблим и начищаем все до блеска. За то время, что я тут хозяйствую, жалоб не было.
— А кладовые?
— О, там тоже все в порядке. Вся провизия у меня на счету. Да вот, убедитесь сами.
Повар взял один из висевших у него на поясе ключей и отпер дверь кладовой. Матье де Нель стал перебирать аккуратно выложенные припасы, не ленясь заглядывать внутрь полок.
Камерарий внимательно следил за его действиями. Да, посланник епископа оказался непрост. Хорошо это или плохо? Над этим стоит подумать. Брат Жильбер перевел взгляд на аббата. Отец-настоятель выглядел уставшим — немудрено: викарий ничего не пропускает, везде сует свой длинный острый нос. Брат Жильбер не согласился бы сейчас оказаться на месте аббата. Возможно потом, но не сейчас.
Повар запер дверь кладовой и, посмеиваясь, сказал:
— Я, ваша светлость, ключ всегда ношу при себе, дабы лишний раз не вводить их греховную плоть в искушение, — и брат Бернар, совершенно не стесняясь, кивнул в сторону помощников, которых «деликатное» замечание наставника никак не смутило — видимо привыкли.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дождь шел всю ночь, утихнув только перед самым рассветом.
Время неумолимо близилось к Утрене, а брат Жан никак не мог заставить себя подняться с постели. В другой раз он охотно подремал бы еще на радость братии, аббат все равно сделал бы вид, что ничего не произошло, но присутствие в обители визитатора делало подобную вольность невозможной. Поэтому брат Жан с трудом разлепил глаза, не спеша сел, покряхтел, почесал давно небритую тонзуру и, обув сандалии, вышел из кельи.