Выбрать главу

Вас, наверное, удивляет, почему за столько лет Настя и Марина ни разу не вспомнили обо мне. Возможно, у вас даже мелькнула о них дурная мысль. Это зря. Никто ни в чём не виноват. Я сам оборвал все концы и не позволил им оставаться в моей жизни, когда понял, что вот-вот стану для близких обузой.

Настя, любимая… в самом деле, её зовут иначе, настоящее имя, по паспорту, у неё другое — Стелла, но она его ненавидит, это имя кажется ей холодным, напоминает кладбище, и сначала она требовала от друзей, чтобы никто никогда не называл её Стеллой. И на театральных афишах, и в программках — везде она выступала под псевдонимом — Настасья Сорочинская. А потом это вошло в привычку, новые знакомые даже и не догадывались, что Настю когда-то могли звать как-то иначе. Впрочем, это неважно.

Мы много лет любили друг друга. Вам, должно быть, странным кажется такое сочетание: футболист и актриса. Да, мы жили в разных мирах, нас окружали разные люди, у нас были разные интересы, но когда мы были вместе, мы не чувствовали того, что нас разделяет. Хотя её богемное окружение постоянно мне старалось об этом напомнить. Я до сих пор чувствую аромат Настиной персиковой кожи, вижу её прекрасные, чуть с косинкой, глаза, слышу её голос. Мы даже читали мысли друг друга. Нет, правда! Мы специально экспериментировали. Я задумывал число, а Настя почти всегда его правильно отгадывала. А я всегда угадывал, что она в данный момент хочет. Для отношений между мужчиной и женщиной это редкость. Почему я не сделал ей предложение? В конце концов, мы так любили друг друга, что несмотря ни на что, можно было утверждать: мы созданы друг для друга… Всё очень просто. В моей жизни, одновременно с Настей была ещё одна женщина — Марина Бенедиктова.

С Мариной меня тоже мало что связывало. Вы помните, я учился в школе на тройки, а она преподавала в институте высшую математику. Общалась она только с коллегами-преподавателями и лоботрясами-студентами. Вряд ли бы мы когда познакомились, но однажды я увидел на улице женщину с изнурённым лицом, которая тащит два тяжёлых продуктовых мешка. Эка невидаль! — скажете вы. И правда, такое увидишь на каждом шагу. Но один из мешков вдруг порвался и из него посыпались пакеты с мукой и крупами, а затем, обрадовавшись свободе, выпали и покатились по асфальту, с тротуара на мостовую, апельсины. Женщина, не раздумывая, рванулась за ними и чуть не попала под колёса проезжавшей мимо Лады. Я успел схватить её за пояс и оттащить назад. Так мы познакомились.

Марина была некрасива и при этом близорука, носила уродливые очки в роговой оправе с толстыми стёклами. Типичная строгая старая дева-училка. Я побаивался её. Побаивался и любил. Марина была совсем не похожа на Настю. Даже в постели они вели себя совершенно по-разному. Нежная умиротворённая и прекрасная Настя была пассивна и почти равнодушна к плотским утехам. А жёсткая Марина, тощая, плоская, как доска, некрасивая, не позволяла мне расслабиться ни на минуту, верховодила, и всю житейскую усталость в кровати с неё как рукой снимало. Скучать мне с ней не приходилось. Но при этом она не спешила высказывать по отношению ко мне чувства, держалась настороженно, то и дело ощетинивалась, словно ожидая подвоха или удара со спины. Думаю, у неё был печальный любовный опыт, и она не хотела, чтобы он повторился.

Другой человек совершил бы выбор. А я не мог. Сделай я предложение Марине, Настя испытывала бы жгучую боль и разочарование в жизни. Свяжи я свою судьбу с Настей — и без того холодная Марина совсем отделилась бы от людей. И обе считали бы меня совершенно справедливо предателем. А что я мог сделать? Я любил их обеих. Это только в книгах и в кино настоящая любовь может быть по отношению лишь к одному человеку. А в жизни можно любить одновременно и двоих, и троих… И хочешь всем лучшего, а приносишь страдание.

Я надеялся, что время всё расставит по своим местам. И впрямь, так и случилось. Однажды Настя, словно извиняясь, сказала мне, что выходит замуж. Не за кого-нибудь — за артиста родного театра Павла Широких. Они играли на сцене двух влюблённых, и так получилось, что сценические отношения перекинулись на жизнь. Я не очень тогда удивился. Может быть, даже ждал этого. Павел Широких — представительный и красивый мужчина, он умеет себя подать. Прежде я видел его несколько раз на Настиных семейных праздниках — он исполнял песни Галича и Окуджавы, аккомпанируя себе на гитаре. Иногда они пели дуэтом.

Через год после этого я сделал предложение Марине, но она лишь тяжело вздохнула и сказала, что привыкла к своей одинокой жизни, она её вполне устраивает. Желание завести семью у неё — да, было, но я слишком долго ждал, и теперь ей ничего не хочется, перегорело. Пусть всё останется, как было…