Урманов шел вдоль строя, пожимая руки офицерам, и невольно вздрогнул, увидев перед собой лейтенанта Русакова. Тот стоял, понуро наклонив голову, в куцем и несвежем кителе, с разошедшимися складками на давно неглаженных брюках.
«Прошастал, стервец, всю ночь и форму не привел в порядок, — сердито подумал командир. — Как же с ним поступить? Прогнать со смотра? Но ведь в строю стоят подчиненные Русакова… Не обратить внимания? Значит, бросить тень на собственный авторитет…» Он стоял в нерешительности, забыв даже подать руку офицеру, пока его не осенило:
— Лейтенант Русаков, — сказал он ледяным тоном. — Прошу вас подменить дежурного по казарме и направить его сюда.
— Есть подменить дежурного, — пряча усмешку, повторил приказание Игорь. Неторопливо вышел из строя и, не оглядываясь, зашагал прочь.
Второй раз за это утро было испорчено настроение Урманова. Он с облегчением вспомнил о том, что отказался от приглашения Русаковых. Иначе ему пришлось бы встретиться со своим нерадивым подчиненным за одним столом. Игорь жил не в казарме, а на квартире у дяди.
Когда строевой смотр закончился и команду повели на обед в столовую, Урманов задержал на минутку старшего помощника.
— Иван Аркадьевич, — обратился он к Саркисову по имени-отчеству, как бывало в академии. — Ты проверял форму одежды офицеров?
— Так точно, товарищ командир, — бодро подтвердил старпом, старательно выговаривая шипящие звуки. И все равно вместо «ч» у него получалось «сч», вместо «щ» выходило «шч».
— И ты не обратил внимания на безобразный вид лейтенанта Русакова?
— Почему не обратил? Я предложил ему переодеться, он сказал, что нет у него другого кителя.
— Тогда почему вы оставили его в строю? — непроизвольно перейдя на «вы», раздраженно воскликнул Урманов.
— Как же можно, товарищ командир? Он же сын командующего нашей эскадрой контр-адмирала Русакова!
— Прежде всего он наш с вами подчиненный, старпом! И требовать с него надо безо всяких скидок.
— Понял, товарищ командир. На будущее учту.
Поздним вечером в каюту Урманова заглянул капитан третьего ранга Валейшо.
— Я не помешаю? — деликатно осведомился он.
— Входите, Федор Семенович, безо всяких церемоний, — откликнулся Сергей.
Валейшо присел на краешек куцего диванчика, притулившегося к стене неподалеку от рабочего стола.
— С утра до ночи в заботах? — улыбнулся он, заметив стопку наставлений с многочисленными закладками.
— Готовлю групповое упражнение с офицерами, — поднял голову от стола командир. — Хватит им заниматься мастеровщиной.
— Мастеровщиной… — повторил последнее его слово замполит. — У вас это прозвучало как ругательство. А ведь на мастеровом люде вся наша промышленность держится, только называем мы его иначе — рабочим классом.
— Против рабочего класса я ничего не имею, — зыркнул на него колючим взглядом Урманов. — Сам из мастерового клана вышел. Только подсобничать заводским рабочим наши матросы больше не будут.
— А как же классовая солидарность, взаимовыручка? — снова улыбнулся Валейшо.
— Не надо громких слов, Федор Семенович, ими из бомбомета не выстрелишь. Нам с вами, между прочим, надо постараться, чтобы матросы не только знали, но и умели применить в бою технику и оружие.
— Вот в этом я с вами совершенно согласен, товарищ командир! Потому-то и нужна золотая середина между теорией и практикой… Впрочем, я зашел к вам по другому делу.
— Слушаю вас внимательно.
— На днях у нас выборы комсомольского комитета. Как вы смотрите на то, чтобы рекомендовать в секретари главного старшину Хлопова? По-моему, парень он серьезный, принципиальный.
— А комсомольцы его поддержат?
— Думаю, да. Он один из самых авторитетных старшин в экипаже.
— Ну что ж, я не возражаю.
— И еще, — замполит смущенно замялся, — один деликатный вопрос… Не могли бы вы потолковать с лейтенантом Русаковым? Я знаю, он вырос на ваших глазах и очень вас уважает…
— О чем же мне с ним говорить?
— С ним что-то странное происходит, друзей у него нет, ко всему безразличен, на службу приходит как на принудиловку…
— Все это больше по вашей части, Федор Семенович, — пряча усмешку, сказал Урманов.
— Пробовал, только ничего у меня не вышло, — бесхитростно ответил замполит.
— Добро, я попытаюсь разговорить лейтенанта Русакова, — согласился Урманов, красноречиво поглядывая на палубные часы, висящие на стене. На языке вертелся банальный вопрос: не пора ли гостю домой, но Сергей вовремя спохватился, вспомнив семейную историю замполита. Три года назад Валейшо овдовел, остался с двумя сыновьями-погодками, старший ходил тогда в первый класс. Помаявшись один с детьми около полутора лет, Федор Семенович женился вторично, привел в дом супругу намного моложе себя. Говорят, жили они поначалу дружно, мачеха была внимательна к мальчишкам до тех пор, пока не родила дочку. Как часто бывает в таких случаях, собственное дитя заслонило ей весь белый свет, а сердце отца оказалось разорванным надвое… «Все мы мастаки по чужим душам, — косясь на застывшего в невеселой позе заместителя, размышлял Урманов. — Зато в своей не всегда можем разобраться…»
— Может, перехватить для вас дежурную машину? — негромко осведомился он, чувствуя, что пауза слишком затянулась.
— Спасибо, Сергей Прокофьевич, — встрепенулся Валейшо. — Поздно уже, мои все спят. Переночую в лейтенантской каюте, там есть свободная койка.
Когда Валейшо, пожелав спокойной ночи, ушел, Сергей быстро разделся и юркнул под одеяло. Но пожелание замполита не сбылось, долго еще лежал Урманов без сна, думая о своем.
…С Ниной он познакомился в одном из крымских санаториев. По вечерам, когда спадала жара, Сергей обычно приходил на волейбольную площадку. Он слыл хорошим игроком, его косые резаные удары никто не мог принять. Правда, для такого удара пас требовался особый: резкий и точный, а толковых разыгрывающих в команде Сергея не было, потому мяч нередко врезался в землю за чертой площадки.
Но вот однажды на задней линии появилась высокая и стройная молодая женщина в капроновой сеточке, под которую были упрятаны пышные темные волосы. Сначала Сергей даже разозлился, увидев ее на месте своего мало-мальски способного партнера, но вскоре получил от нее такой точный пас, что мяч гвоздем врезался в угол площадки соперников. Вскоре они понимали друг друга с полувзгляда.
— Вы из сборной страны? — кокетливо спросила она, когда матч был выигран с сухим счетом.
— Увы, такой чести не удостоился, — в тон ей ответил Сергей, — но был чемпионом ВВМУЗов.
— Чемпионом чего? — не поняла она.
— Высших военно-морских учебных заведений, — пояснил он.
— Так вы моряк?
— Капитан-лейтенант флота российского Сергей Урманов к вашим услугам! — церемонно представился он. Тогда он носил звание, которым очень гордился и считал его самым красивым из всех существующих в армии и на флоте.
— Нина Пайчадзе, аспирант, — сняв сеточку и рассыпав по плечам водопад волос, назвалась она.
— У вас знаменитая спортивная фамилия! — улыбнулся Сергей. — Вы не сестра центрфорварда тбилисского «Динамо»?
— Кажется, он мне приходится дальним родственником.
— Но уж вы наверняка были чемпионкой Грузии!
— Ошибаетесь, я родилась и выросла в Москве. Кстати, мама у меня русская.
Видимо, она походила на мать. Овал лица был у нее славянским, нос без горбинки. Только восточная глубина карих глаз да волосы цвета воронова крыла свидетельствовали о примеси грузинской крови.
После ужина Сергей пригласил новую знакомую на танцы. Когда он в белой флотской тужурке, а Нина в парчовом с блестками бальном платье появились на летней веранде курзала, им присудили приз как самой эффектной паре. До конца заезда они ни одного вечера не провели врозь.
Свадьбу сыграли осенью в «Украине» — недавно открывшемся новом ресторане Севастополя. Поселились временно на квартире у отца Сергея, который только что вышел в отставку и очень томился одиночеством. Прокофий Нилыч души не чаял в невестке, открыто гордился ее красотой.