— Павел осел на берегу, стал земным человеком, а вот Андрей, видно, до старости будет скитаться по морям, по волнам…
— Нынче здесь, завтра там! — подхватил Ян. — А разве это не здорово всю жизнь познавать мир? Вот и вы походите с нами годок-другой и тоже на всю жизнь заболеете морем.
— Вряд ли, Ян… В моей жизни это плавание — случайный эпизод. Я женщина, и мне надо воспитать своего сына. Хотя я ничуть не жалею, что оказалась здесь, среди вас…
В рубку кто-то заглянул, но, увидев их, поспешно ретировался. Стало совсем светло, и поблекло зеленоватое сияние шкал на приборах. Океан тоже заметно переменился: из темно-зеленого стал серым с рыжими прожилками, зыбь почти улеглась.
— Что это там, на воде? — удивленно воскликнула Татьяна.
— Водоросли. Мы подходим к знаменитому Саргассову морю. Пять веков назад оно сильно удивило моряков Колумба, и они назвали его «Сьенага-гранде» — громадным болотом.
— Оно мелководное?
— В том-то и фокус, что глубины здесь приличные. Водоросли плавающие. Причиной цветения является здешний микроклимат: ужасно повышенная влажность, парилка какая-то. Поднимется солнце, и вы увидите сплошное сизое марево над горизонтом. И теплым дождичком нас прополощет…
— Большое спасибо вам, Ян, и за утешение и за просвещение, — сказала Татьяна после паузы. — Вы успокоили мою душу, теперь я сама верю, что ничего с моим Димкой не случится. А сейчас давайте вздремнем до завтрака.
— Слушаю и повинуюсь! — шутливо вытянул руки по швам Томп.
…Проснулась Татьяна от какого-то странного шума. Иллюминатор каюты захлестывало водой, словно кто-то, балуясь, направил сюда струю из пожарного шланга, за бортом слышен был сплошной невообразимый гул шторма, но судно совершенно не качало.
«Тропический ливень!» — догадалась Татьяна. «Так, наверное, начинался всемирный потоп» — пришла в голову странная мысль.
Она быстро оделась и выбежала наверх. Но едва попыталась приоткрыть надстроечную дверь, как ее обдало фонтаном брызг. С палубы слышны были веселые выкрики матросов, подвахта наслаждалась естественным душем.
«Ах, была не была!» — озорно подумала Татьяна, решительно перешагнув комингс.
В ту же секунду на нее обрушился теплый водопад, такой густой, что перехватило дыхание. Жгучие струи били по голове и по плечам, словно хотели свалить с ног. Татьяна перестала ощущать на себе одежду, ей показалось, что она, нагая, стоит на виду у резвящихся под дождем матросов.
— Зачтите этот дождь за два банных дня, товарищ доктор! — весело закричал ей Гешка Некрылов, лежавший невдалеке в одних плавках в пенном потоке, клокочущем между контейнерами. Он напомнил ей об одном из судовых порядков, с которым Татьяне нелегко было примириться, — о жесткой экономии пресной воды. Однажды, когда она, намыленная, стала под лазаретный душ, струя в нем вдруг съежилась и иссякла. Пришлось ей вытирать мыльную пену полотенцем, а голову домывать из графина. А вот теперь дефицитная влага неисчислимыми тоннами лилась со щедрых небес. «Неужели никто не догадается запастись дождевой водой?» — невольно подумала Татьяна.
Среди бледнокожих дикарей, отплясывавших под дождем что-то вроде ритуального танца, Татьяна различила Томпа, он выделялся среди других ростом и шириной плеч, рельефом мышц на могучем торсе. Ему бы сейчас тюрбан из орлиных перьев на голову и копье в руку — получился бы один из тех гордых индейских вождей, что сражались с испанскими конкистадорами.
Ян тоже увидел ее и заторопился навстречу.
— Вот видите, Татьяна Ивановна, как я обещал: теплый привет Саргассова моря! — выплевывая воду, сказал он.
На завтрак в кают-компанию половина комсостава пришла с влажными волосами.
Первый помощник, наблюдавший сцену купания с мостика, сказал, как бы размышляя вслух:
— На военном корабле никогда бы не позволили устроить такой шабаш на верхней палубе…
Услышав его слова, капитан Сорокин отодвинул в сторону чашку с кофе и с улыбкой оглядел сидящих за столом.
— А вот я жалею, что была моя вахта, не то бы с таким удовольствием поплескался. Вспомнил бы детство. «Дождик, дождик, пуще, посильней, погуще!» — забавно выпятив губы, пропел он, затем остановил свой взор на Татьяне: — А как с точки зрения сангигиены, полезно такое мероприятие или нет?
— Медицина вполне одобряет подобные купания, особенно с учетом экономии пресной воды.
— Я вижу, доктор, вы уже по-настоящему вникаете в суть наших судовых проблем, — улыбнулся капитан. — Похвально, весьма похвально!
— Эх, сейчас бы в солому и вздремнуть минут шестьсот! — мечтательно вздохнул секонд Рудяков.
Стукнула входная дверь, вошел Юра Ковалев с листочком бумаги в руке. При виде его у Татьяны тревожно екнуло сердце.
— Вам ответная телеграмма, Татьяна Ивановна.
«Внук здоров, собирается возвращаться в Москву. Андрей в следующую субботу женит сына. Желаю счастливого плавания. Целую, папа», — прочла Татьяна аккуратно отстуканный на машинке текст.
Глава 12
Форму одежды на пробный выход Урманов объявил парадную. Для всего экипажа, за исключением машинной команды.
— Чего ты выпендриваешься, Серега? — ворчал Павел Русаков. — Канал все равно закроют, ни встречных, ни поперечных не будет.
— Первый выход — для корабля праздник. Вам ли это объяснять, товарищ инженер-капитан третьего ранга!
— Запаса… — уточнил Павел.
— Сегодня запас, завтра у нас!
— Вот когда стану твоим подчиненным, тогда и будешь из меня веревки вить…
Внешне все выглядело обычным. И реденький строй швартовых команд в носу и на корме, и небольшая группа провожающих на причале, и два обвешанных автопокрышками, похожих на ощетинившихся ершей буксирчика, которые уже натянули упругие лесы стальных канатов. Но Урманов, смотревший на все это с внушительной высоты ходового мостика, заметно волновался. В голове роились напыщенные мысли об исключительности нынешнего события и о своей причастности к истории. Разве всякому выпадает честь выводить в море головной корабль новейшего проекта?
С причала и сам командир, одетый в черные брюки и белую тужурку, с большим призматическим биноклем на груди, выглядел эффектно. Почувствовав внимание, Урманов поднес к глазам бинокль, навел его на провожающих.
У самой воды стояли девушки-маляры во главе со своей бригадиршей. Урманов немного подкрутил тубус резкости бинокля, и лицо молодой женщины придвинулось совсем близко. Надменно застыли серповидные брови, легкая улыбка шевелила ярко накрашенные губы. В отличие от подруг, одетых в спецовки, Кармен была в ярко-малиновом брючном костюме, плотно облегающем ее фигуру.
Сергей невольно залюбовался ею, потом, спохватившись, опустил бинокль в перешел на другое крыло мостика.
Примерно через полмесяца после свадьбы он случайно встретился с Ириной на палубе. Коротко поздоровавшись, хотел быстро пройти мимо, но невольно остановился под ее пристальным взглядом.
— Вы пореже ставьте в наряд моего мужа, товарищ командир, — с усмешкой произнесла она. — Все-таки у него медовый месяц.
Сказав это, она повернулась и мигом скрылась в ближайшем люке, а он продолжал стоять, обалдело смотря ей вслед…
Ни к одной женщине не испытывал Урманов такого двойственного чувства: коробила ее внешняя развязность, и вместе с тем развязность эта иногда казалась Сергею нарочитой, Ирина словно бравировала ею.
Во время свадьбы невеста была так хороша, держалась с таким скромным достоинством, что оттаял даже грозный свекор Андрей Иванович Русаков. Когда поздно вечером молодых проводили из ресторана, он придержал Урманова за локоть и сказал вполголоса, чтобы не расслышали другие: «Слушай, Сергей, похоже, у нашего Гошки губа не дура?» Урманов тогда молча кивнул в ответ.
А потом стало заметно, как переменился Игорь после женитьбы: отутюженная форма, сдержанность в отношениях с сослуживцами. Только что из динамика корабельной трансляции прозвучал его уверенный доклад: «Первая стартовая батарея к бою и походу готова!»