Хименес громко прищелкнул языком и что-то произнес сквозь смех.
— Говорит, что ваш муж увел его невесту.
— Еще неизвестно, кому повезло, — усмехнулась Татьяна.
Риверо снова стал увлеченно рассказывать о доброй традиции, которая появилась недавно: первому младенцу, родившемуся 26 июля, дается имя одного из героев штурма Монкады. Конечно, родители мальчика хотят назвать его Фиделем, но нынче родилась девочка и получила имя Айде. Так зовут одну из женщин, участниц штурма. Теперь крестная мать малышки, Айде Сантамария, работает директором Дома Америк.
«Форд» между тем выкатил на широкую набережную, вдоль которой тянулись роскошные особняки, разительно отличающиеся один от другого.
— Набережная Малекон, — переводил Томп слова их веселого гида, — была самым аристократическим районом Гаваны. Здесь жили приспешники Батисты, американские толстосумы. Каждый строил дом на свой вкус и лад. Потому и похожи дома на своих хозяев. Правда, теперь сравнивать не с кем — все они драпанули во Флориду. Посмотрите вон там, впереди слева, дом с черными балконами, похожими на гробы. У его хозяина умер единственный сын, наследник капитала, и он захотел, чтобы весь мир знал о его трауре. Почему весь мир? Да потому, что на Кубу съезжались тогда богатеи со всего света! После победы революции в этот дом никто не захотел селиться…
Татьяна смотрела в окошко кабины на смуглых мулаток, на кивающие океанскому бризу махровые пальмы и думала о том, как далеко занесла ее судьба от Москвы. И все-таки она не чувствовала себя на чужбине. Хотя бы потому, что в порту, кроме «Новокуйбышевска», стояло еще одиннадцать советских судов, а на причалах разгружались наши тракторы, бульдозеры и самосвалы. И оттого еще, что живут на маленьком острове Свободы люди с большими добрыми сердцами, такие, как компанейро Хименес, как стивидор Армандо, как героиня революции Айде Сантамария и крошечная девчушка Айде, за будущее счастье которой отдали жизни тысячи кубинцев.
«Форд» затормозил возле стеклянного киоска. Риверо выпрыгнул из машины, сунул голову в защищенную козырьком амбразуру киоскера. Быстро вернулся и протянул Татьяне на ладони несколько маленьких значков. Один из них очень ее заинтересовал. На зеленом геральдическом щите стоял на хвосте крокодил с автоматом в передних лапах.
— Спросите, Ян, что это обозначает, — обратилась она к соседу, держа за иголку пятиугольный сувенир.
— Хименес говорит — это память о Плайя-Хирон. Когда в апреле 1961 года банды предателей-гусанос сунулись на Кубу, то они не только высаживались на берег с кораблей. Американские самолеты сбросили парашютистов. Часть из них угодила в крокодилье болото, и зубастые хозяева расправились с незваными гостями. Даже крокодилы встали на защиту революции! За трое суток наемники были наголову разбиты отрядами кубинских войск и народной милиции.
Вот оно что… Татьяна вертела в пальцах маленький эмалевый значок и вспоминала тревожные весенние дни пятилетней давности. Тогда на устах у всех был маленький остров в далеком Карибском море. Татьяна волновалась за старшего брата Андрея, который с отрядом советских военных кораблей находился в Средиземном море. Понимала, что наша страна не может оставить в беде кубинцев. Так оно и было. Хотя корабли не пошли через океан, но гнев народов и мудрая политика Советского правительства удержали американцев от расширения агрессии.
— Хименес был на Плайя-Хирон? — спросила Татьяна.
— Нет, он был тогда в Гаване. Рассказывает, что все ее жители высыпали на улицы с охотничьими ружьями, мачете и даже с кухонными ножами и кричали: «Американцы, попробуйте сунуться!»
— Куда же мы едем? — спросила Татьяна у Томпа, когда «форд» миновал окраины города.
— В Финха-ла-Вихия. Там усадьба-музей Эрнеста Хемингуэя, единственного янки, которого чтят на Кубе.
Хименес Риверо, услышавший знакомые слова, снова увлеченно заговорил, жестикулируя свободной правой рукой, руль он держал одной левой.
— Он рассказывает, что дон Эрнесто — так они величают Хемингуэя называл Кубу второй родиной. Он хорошо понимал свободолюбивый кубинский народ.
Впереди показался населенный пункт, очень похожий издали на старое украинское село: приземистые белые хатки, утопающие в зелени, только вместо верб в палисадниках голенастые пальмы.
— Кохимар, — пояснил Томп. — Теперь небольшое курортное местечко. Во времена Эрнеста Хемингуэя это была рыбацкая деревенька. Как раз в ней жил старик, который отправился в море за своей огромной рыбой и привез писателю звание Нобелевского лауреата. Почти каждого жителя Кохимара Хемингуэй знал по имени…
Машина затормозила перед высокой белой ротондой. Хименес вынырнул из кабины первым и открыл дверцу перед Татьяной. За колоннами она увидела высокий каменный постамент, а на ней бронзовый бюст писателя.
Хименес вынул из кабины несколько цветков, положил их возле косо срезанного плеча писателя и стал что-то взволнованно говорить, обращаясь к Татьяне.
— Компанейро Хименес рассказывает, что памятник поставили рыбаки Кохимара на свои трудовые гроши. Пустили шапку по кругу — и собрали необходимые средства. Недавно здесь была Мери Хемингуэй, вдова писателя, она со слезами на глазах благодарила жителей Кохимара за добрую память о ее муже…
Снова сели в машину, Хименес Риверо включил скорость, и через несколько минут «форд» вырулил на стоянку возле усадьбы-музея.
— Вы меня простите великодушно, — сказал Татьяне Ян Томп, когда они ехали обратно в Гавану. — Может, вам было неинтересно, может, зря я потащил вас в Финха-ла-Вихия? Но лично меня волнует судьба двух зарубежных писателей — романтических бродяг Эрнеста Хемингуэя и француза Антуана Сент-Экзюпери. Я нахожу у них родство душ, явное сходство судеб, хотя писали они по-разному и о разном…
— Напрасно вы извиняетесь, Ян! — перебила его Татьяна. — Я вам очень благодарна за эту поездку. И вообще вы у меня, как добрый джинн из сказки, — ласково взглянула она на Томпа.
— Глоток доброго джина пьянит, — грустно усмехнулся Томп, — а вы на меня смотрите совсем тресвыми гласами…
Она спрятала улыбку и действительно «тресвыми гласами» посмотрела на соседа. «Наверно, — подумала она, — не в одной Эстонии сохнут девушки по белокурому великану, который в прямом смысле носил бы свою жену на руках. Завидно, только сердцу нельзя приказать».
Потом она неожиданно задремала. Заметив это, спутники замолкли, компанейро Хименес перестал оборачиваться к заднему сиденью. А Татьяна склонилась к могучему плечу Яна, ей слышалась рокочущая музыка Баха, грезился в зеленом пламени деревьев высокий домик с башней и балкончиком, который вороньим гнездом прилепился на углу, домик такой же причудливый и странный, как фантазия его хозяина — великого духом писателя и слабого, мнительного человека.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ЗОЛОТАЯ ТОЧКА» ПЛАНЕТЫ
Глава 1
Случай свел их в одном купе скорого поезда. Точнее, на первых порах капитан медицинской службы Свирь попал в женское общество, но, когда тронулись, пришла молоденькая проводница и предложила ему поменяться местами с дамой, которая оказалась одна среди мужчин.
— В преферанс играете, капитан? — встретили его вопросом попутчики. Он кивнул, и тут же расчертили лист под первую пульку.
Двое партнеров играли азартно, сопровождая ходы стандартными прибаутками:
— Туз — он и в Африке туз!
— Мал козырек, но вашему тузу поперек!
Третий партнер, его звали Павлом Ивановичем, чаще пасовал, чувствовалось, что он сидит просто так, за компанию.
Когда расписали очки, оказался в проигрыше лишь Свирь.
— Дверь на цепочку, а выигрыш на бочку! — воскликнул один из «префасов». Павел Иванович сходил вместе со Свирем в вагон-ресторан, помог принести в купе дюжину пива.
— Вы откуда и куда, капитан? — спросил Павел Иванович, когда бутылки были опорожнены.
— После учебы к новому месту службы, — в тон ему ответил Свирь.