Из ходовой рубки снова вынырнул Рудяков, подошел к репитору гироскомпаса, в очередной раз стал озабоченно вертеть пеленгатор. Навстречу «Новокуйбышевску» шел большущий супертанкер, похожий на плавучий городской квартал.
— Японец, — пробормотал секонд. — Тысяч на полтораста, не меньше. Как только они управляются с такой махиной…
Когда «Новокуйбышевск» шел из Гаваны в Находку южной стороной Малаккского пролива, они были всего в одном градусе от экватора. Татьяна как истинная потомственная морячка чернела от досады, что не удалось пересечь заветную линию, делящую земной шар пополам.
— Жаль, что я не капитан, — сочувствовал ей Ян Томп. — Я бы обязательно прокатил вас до островов Линга. А потом пускай бы у меня забирали диплом!
— Спят рыцари, ржавеют их мечи, — усмехнулась Татьяна. — Только вы один, Ян, остались на все Балтийское пароходство.
— Жаль, что вы это понимаете умом, а не сердцем, — вздохнул он. — У нас с вами фатальное противоречие имен. Тать-яна — по-русски выходит «враг Яна»…
— Неправда, Ян, мы же с вами добрые друзья, — улыбнулась она.
— Да, конечно, — кисло согласился Ян.
За завтраком в кают-компании «Новокуйбышевска» чувствовалось легкое оживление. Предстояла встреча с исследовательским судном «Витязь», для которого взяли из Владивостока почту. И хотя на старейшине научного флота ни у кого из новокуйбышевцев знакомых не было, рандеву ждали с интересом.
— «Витязь» вместе с «Академиком Курчатовым» исследуют подводные хребты северо-западной части Индийского океана, — блеснул своей осведомленностью первый помощник.
— А вы знаете, Кузьма Лукич, — повернулся к нему Ян Томп, — что в конце прошлого века первый русский «Витязь» тоже проводил исследования в этих местах? Между прочим, механиком на нем был эстонец.
— Может, и Васька Дагамов тоже был твоим земляком? — фыркнул Юра Ковалев.
— Васко да Гама был португальцем, — невозмутимо ответил Томп. — А к побережью Индии его корабли провел арабский лоцман Ахмед ибн-Маджид.
— Ты у нас, Ян, ходячая энциклопедия! — развел руками Юра. — Тебе еще научиться букву «б» выговаривать, и можешь спокойно лекциями на коньяк зарабатывать.
— Я пью только ром, да и то с чаем, а вот твой крестный отец Маркони макароны вермутом запивал…
Татьяна успела привыкнуть к шутливым перепалкам в кают-компании, ей и самой не раз доставалось, особенно от языкастого радиста.
— Вам телеграмма, тетя док, — громогласно объявлял Ковалев уже с порога. — От знаменитого романиста Бориса Кливерова, он же по паспорту Ролдугин. Между прочим, зафиксировано в журнале учета — шестая по счету!
После такого объявления смущалась не только она, опускал глаза и Ян Томп, который в глубине души ревновал ее к Ролдугину. Борис ходил на линии Ленинград — Галифакс и регулярно поздравлял Татьяну со всеми праздниками.
Часов в двенадцать «Витязь» вышел на связь.
— «Новокуйбышевск», что везете для нас?
— Мешок писем, два тюка газет.
— Вот почитаем! А с полкило черного перца у вас не найдется? Наш кандей весь ухайдакал.
— Чем можем — поможем! — пообещал Алмазов, на вахте которого начались радиопереговоры.
— Пригласите к микрофону вашего помполита.
— Первый помощник на связи, — ответил стоявший тут же Воротынцев.
— Приветствует коллега. Может, сделаем ченч фильмами? У вас что есть?
Воротынцев на память перечислил десятка полтора названий.
— Тьфу ты! У нас половина тех же самых.
— «Фанфана-Тюльпана» у вас случайно нет?
— Есть! Только заездили ленту, рвется без конца.
Договорились, что с «Витязя» придет на вельботе киномеханик, привезет мешок своих коробок, оформит меновую расписку.
Вскоре на горизонте показалось белое судно с красной флюгаркой на трубе. Шлюпочная палуба на нем полна народу. Вывалили наверх и все свободные от вахты новокуйбышевцы.
Оба судна легли в дрейф кабельтовых в двух друг от друга. На «Витязе» быстро и сноровисто спустили на воду большую моторную шлюпку — вельбот. Звонко татакая двигателем, он побежал к «Новокуйбышевску», таща за собой белый шлейф пены. Вскоре вельбот доверчиво ткнулся носом в площадку вооруженного с правого борта трапа.
На палубу поднялись несколько человек, дочерна загорелых, в одинаковых зеленых шортах и белых полурукавках…
— Привет торгашам! — сказал старший — один из штурманов «Витязя», молодой улыбчивый парень с облупившимся на солнце носом. — Чего и куда везете?
— В Ленинград, японское оборудование для какого-то завода, — ответил секонд Рудяков. — Жутко ценный груз, я из-за него дрожу как кролик, чуть не каждый день в трюма лазаю.
— Не заливай! Сам недавно на купце плавал. Чего же это у вас собаки нет?
— Наш кэп животину не любит.
— Что это за шип без доброго пса? Хотите, щенка подарим? Наша Нельма в рейсе разродилась тремя шустрыми рыжиками.
— А какой породы ваша Нельма? С родословной?
— Что ты! Беспачпортная бродяга! Милейшая псина.
— Нам в Хакодате японского пинчера предлагали.
— Японский пинчер — крыса, а не собака.
В вельбот снесли почту и мешок с кинофильмами. Кокша Варвара Акимовна от щедрот своих пожертвовала гостям жестяную банку перца, а в придачу еще ящик сингапурских огурцов, напоминающих вкусом перезрелую редиску.
— Вот черт, едва не забыл, — спохватился штурман, — у меня же записка вашему врачу от нашего эскулапа. Кто у вас врач?
— Стало быть, я, — выступила вперед Татьяна.
— Погодите, я же вас видел в прошлом году на показе мод! — блеснул сахарными зубами гость. — Тогда вы были манекенщицей!
— Тогда я была участковым врачом, — не приняла его комплимента Татьяна. — Давайте вашу записку.
Коллега с «Витязя» просил поделиться таблетками активированного угля, который в основном шел не на медицинские надобности, а на борьбу с сыростью.
— Милый доктор, а мне удружите какой-нибудь крем от загара, — жалобно глянул на нее штурман. — Иначе я вернусь домой без носа. Жена не признает…
— Закрывайте его бумажкой, может, что-нибудь останется, посоветовала Татьяна, направляясь к себе в лазарет.
Потом вельбот отвалил, подняли трап, и судно снова задрожало от работающей машины. Маленькое развлечение, нарушившее привычный и монотонный уклад жизни, закончилось.
Подняв вельбот на борт, дал ход и «Витязь». Пожелав друг другу счастливого плавания, суда двинулась в разные стороны. Татьяна стояла у борта до тех пор, пока «Витязь» не превратился в маленькое белое пятнышко на горизонте, а потом и вовсе растворился в зыбком и жарком мареве.
А Томи, оказывается, не терял времени даром. Воспользовавшись остановкой судна, он вооружился удочкой и на хлебные катышки поймал с кормы несколько больших невообразимо пестрых рыб. Теперь он вместе с Варварой Акимовной, буфетчицей Лидой и несколькими зеваками решал вопрос: съедобны эти морские попугаи или нет.
— Я их жарить не буду, — заявила кокша. — Мне до пенсии совсем немного осталось. Хочу спокойно доработать.
— Чучела бы из них сделать, — сказал один из матросов. Но рыбы прямо на глазах теряли свой красочный наряд, красные полосы становились грязно-зелеными, глянцевито-белые участки тушек серели, длинные плавники съеживались.
— Хамелеоны какие-то, — брезгливо процедила Лида, не успевшая забыть школьного курса.
Рыбы были выброшены в океан, и на них сразу же набросились две большие птицы — фрегаты, доказав экспертам, что попугаев-хамелеонов можно было съесть.
Вечером, лежа в постели в остуженной кондиционером каюте, Татьяна долго не могла уснуть, а на рассвете проснулась с неприятным ощущением от прикосновения мокрых простыней. По утрам в каюте все отсыревало, даже переборки пускали «слезу», а палуба становилась мокрой от росы, словно ее окатили из шланга.
Тропическая влажность подкинула ей работы. Здоровенный ячмень вызрел на глазу старшего помощника Алмазова, так что пришлось наложить ему повязку и он стал похож на пирата Билли Бонса из «Острова сокровищ».