— Вот тебе и приятного аппетита! — усмехнулся молча стоявший до этого замполит Валейшо.
— Вы бы посмотрели, как они вели себя во время «шестидневной» войны, — додал наконец голос контр-адмирал. — Только что огня не открывали.
«Какая железная выдержка у отца!» — подивился лейтенант Русаков, стоявший дублером вахтенного офицера. У него самого до сих пор учащенно колотилось сердце.
— Во время арабо-израильского конфликта чьи-то катера без опознавательных флагов выходили на нас в самую настоящую атаку, — вставая с кресла, продолжал командир эскадры. — На запросы не отвечают, а сами ложатся на боевой курс. Кому-то очень хотелось, чтобы наши пушки и ракеты заговорили первыми. Только уже на прямой видимости катера вдруг отвернули и сыпанули в разные стороны… Война нервов — тоже штука непростая… Спасибо, командир, — сказал он, подойдя к Урманову. — Вы грамотно оценили обстановку.
— А вы как думаете, товарищ контр-адмирал, для американцев нападение израильтян на арабов было неожиданным? — спросил Валейшо.
— Если судить по тому, что они сосредоточили почти весь свой шестой флот в восточном секторе Средиземного моря около израильского побережья, ввели на театр третий авианосец «Интерпид», посадили на десантные корабли свою морскую пехоту, израильское нападение для них было секретом полишинеля, как говорят дипломаты.
— А каким было настроение у нас на кораблях? Как вела себя молодежь? — снова задал вопрос замполит. — Матросы, старшины, лейтенанты?
— Нормально. На каждого можно было положиться.
— Все-таки предупреждение Советского правительства привело Израиль в чувство.
— Думаю, что наше здесь присутствие не помешало советской дипломатии, — усмехнулся командир эскадры.
Боевые тревоги зачастили, как осенние дожди. Они на самом интересном месте обрывали матросские сны, не давали возможности выкурить сигарету после обеда. Боевая учеба эскадры шла на таком тактическом фоне, который не смоделируешь ни в каком тренажерном кабинете.
Несколько раз чуткие уши акустических приборов улавливали шумы рыскающих поблизости подводных лодок. Бескрайнюю синеву южного неба то и дело вспарывали остроносые самолеты, над мачтами советских кораблей зависали, треща стрекозиными крыльями, натовские разведывательные вертолеты с оскаленными лисьими и волчьими мордами на фюзеляжах. Летчики иногда высовывались из кабин, что-то выкрикивая и размахивая снятыми шлемофонами.
На вахте лейтенанта Русакова из боевого информационного центра доложили о появлении крупных надводных целей.
— Никак старые знакомые объявились! — воскликнул Урманов. — Доложите командиру эскадры: на горизонте авианосная ударная группа! — распорядился он.
Контр-адмирал тут же поднялся на мостик.
— Где они? — спросил он Урманова.
Русаков-младший уступил отцу место возле визира.
— Ага, «Саратога», «Галвестон», эсминцы и фрегаты охранения. А вот и визитная карточка адмирала Мартина — крейсер «Литл-Рок»! Согласно ППСС преимущественная сторона наша, — сказал контр-адмирал, отрываясь от визира. — Курса не менять!
После него к визиру подошел Урманов. В оптике хорошо видны были высокий борт и плоская палуба авианосца со светлыми угольниками самолетов.
Потом все присутствующие в рубке услышали резкий хлопок. Минуту спустя над мачтами «Горделивого» с ревом промчался палубный штурмовик. Хлопнула другая катапульта, выбросив в небо новый самолет. Следом потянул дымный шлейф третий.
— Показательное учение затеяли, — усмехнулся командир эскадры. Попугать решили. Только нам не страшно. Пусть слабонервных в другом месте поищут, а мы сами с усами… Поднять палубные вертолеты! — приказал он.
Теперь уже послышался близкий рев советских винтокрылых машин. Чуть накренясь, они резко уходили в сторону и взмывали в синеющее небо.
Вскоре американцы отвернули. Сделав коорданат вправо, они взяли курс на Сицилию.
В пустовавшей каюте рядом с Павлом Русаковым поселился моложавый капитан второго ранга с подпаленным сединой коротким ежиком темно-русых волос.
— Помощник флагманского штурмана эскадры Стрекачев Константин Васильевич, — представился он соседу.
— Русаков Павел Иванович, дублер инженера-механика, — назвался тот.
— Рад знакомству. Слышал краем уха, что вы родственник нашего «деда»?
— Я довожусь командиру эскадры родным братом, — сухо-официально произнес Навел, недовольный тем, что брата обозвали «дедом». Хотя, впрочем, ничего обидного в этом нет, Андрей вот-вот может им стать.
— В шахматах кумекаете, Павел Иванович? — спросил помфлагштур.
— Сам я игрок никудышный, а вот мой приятель, доктор, в этом деле мастак… Загляни ко мне, Слава, — сказал он по телефону.
Свирь явился тотчас же.
— Вот вам и достойный партнер, — познакомив офицеров, подмигнул новому соседу Павел.
Помфлагштур высыпал на столик шахматные фигуры, партнеры расставили их и разыграли цвет. Белые достались Свирю.
Они играли около получаса беззвучно и сосредоточенно, потом капитан медицинской службы сгреб в угол свои фигуры.
— Все. Проиграл. Капитулирую, — сказал он.
— И зря, — улыбнулся довольный помфлагштур, — биться надо до последней пешки… Закурить у вас можно? — спросил он у хозяина каюты, доставая красивую зажигалку.
— Курите, — разрешил Павел. Глянув на зажигалку, поинтересовался: Японская?
— Нет, французская, — ответил сосед. — В прошлом году осенью я ходил с «Напористым» на визит в Тулон, там и купил.
— Интересный был визит? — спросил Свирь.
— Очень! — оживился помфлагштур. — Тулон — закрытая крепость, и с 1893 года, после захода русской эскадры адмирала Авелана, там больше никогда не было наших кораблей. Кстати, в составе той эскадры тоже был крейсер «Адмирал Нахимов»! Французы приняли нас как дорогих гостей…
И Стрекачев очень живо, представляя участников событий в лицах, рассказал о том, как они посетили в Тулоне фешенебельный ресторан «У Нептуна».
Вдовая его хозяйка мадам Барт, узнав о предстоящем визите советского военного корабля, немедленно вступила в члены Общества франко-советской дружбы, рассчитывая пригласить в свое заведение гостей и сделать на этом хорошую рекламу. В ее ресторане были все моряки мира, кроме русских! Такой случай она упустить никак не могла.
Когда «Напористый» ошвартовался у причала морского арсенала, неподалеку от Сталинградской набережной, у руководителей перехода голова кругом пошла от количества дружеских приглашений. Просили о встрече с советскими моряками рабочие доков и арсенала, экипажи кораблей и подводных лодок, общественные организации города и спортивные клубы. Надо было умудриться никого не обидеть. Не пропустили и заявки мадам Барт, отпечатанной на бланке франко-советского общества. Она хотела, чтобы десять советских офицеров пожаловали в ее заведение на товарищеский ужин.
Но корабль один, а Франция большая и гостеприимная, потому на прием к мадам Барт отрядили только троих. Старшим среди них и по званию и по возрасту оказался как раз Стрекачев. В назначенное время к причалу подкатили два восьмиместных «кадиллака», из одного вышел человек в белом костюме с черным галстуком-«бабочкой».
«Машины для гостей мадам Барт!» — объявил он.
Метрдотель немного смутился, увидев всего троих, но ничего не сказал, услужливо распахнув дверцу первого лимузина.
Не успели офицеры тремя словами перекинуться, как были уже на месте возле красивого здания с фигурой Нептуна перед фронтоном. Мадам встретила прибывших на улице — честь, как выяснилось позднее, оказываемая только высокопоставленным лицам. Тоже слегка удивившись малому их числу, взяла Стрекачева под руку и повела в зал. По винтовой лесенке поднялись на полукруглый балкончик и…
— Я едва не обалдел, — рассказывал Стрекачев, — увидел стол, сервированный на двадцать персон, а за ним в разреженном порядке десять девушек. Верите или нет, но я еще никогда не видел столько красоток сразу! Причем подобраны они были, как мы потом заметили, в расчете на самые разные вкусы. Вы можете себе представить выражения их лиц при виде нашей хилой делегации… А думаете, просто было нас рассадить! Ого! Выручили опыт и авторитет хозяйки…