Каким образом природа Ипподрома, подобная двуликому Янусу, влияет на наше понимание расположенных там статуй? До наших дней дошло всего три величественных артефакта: Змеиная колонна (рис. 4.8)[75], так называемый Составной обелиск и обелиск Феодосия I, сохранившийся лучше всего (рис. 2.3). Обычно в нем видят прямолинейную метафору императорского могущества, однако действительно ли обелиск Феодосия отражает именно эти качества? Я полагаю, что перед нами пример гораздо более многогранного подхода к императорской персоне, чем принято думать, ведь его композиция, как ни странно, скорее компрометирует образ императора, нежели возвышает его. Для этого используется набор визуальных критериев, сильно отличающихся от наших предположений относительно образа императора: я имею в виду высоту и заметность. В этом смысле можно сказать, что Ипподром переписывает эти критерии в силу собственных непростых отношений с императором, каким он описывается у Дагрона.
В источниках не говорится, что на Ипподроме находилось большое количество императорских статуй, и это важный момент, которому не уделяется достаточно внимания[76]. Отсутствие упоминаний, конечно, не означает отсутствие реальных статуй, и тем не менее представляется интересным, что множество авторов ни слова не говорят о статуях этого типа, но при этом описывают – или хотя бы упоминают – другие изваяния. В целом в конце IV и начале V века н. э. производство статуй как будто переживало свой пик: в эпоху Феодосия было создано куда больше императорских статуй, нежели при Константине [Bassett 2014: 86]. Как пишет Бассетт, визуальные отображения имперского величия концентрировались на форумах, каждый из которых ассоциировался с конкретным императором и был украшен его изображениями, а также изваяниями его приближенных. На форуме Константина стояла знаменитая колонна, увенчанная статуей императора (о которой мы поговорим в главе 3), а на форуме Феодосия возвышалась его конная статуя, статуи его сыновей и Адриана [Bassett 2005: 192–204, 208–212]. Другим популярным местом был Августеон, где стояло около двадцати статуй, посвященных членам различных правящих династий. Халкские ворота, Регия, Милий и Капитолий, Филаделифион, тоже были украшены статуями императоров [Bassett 2014: 86].
На Ипподроме как будто во множестве имелись статуи животных и мифологических персонажей, а также знаменитые памятники, – но не портреты императоров [Ibid.: 212–232]. Выглядит неслучайным, что одно из немногих литературных упоминаний о статуе императора у барьера – это стихотворение, высмеивающее пресловутого императора (Анастасия), причем речь идет не о бронзовой статуе, а о железной, именно в знак унижения [Stichel 1982:103, по. 123]. Другое упоминание можно найти в паре эпиграмм, посвященных Юстиниану, где можно решить, что он, возможно, был изображен с конем и побеждал народы, однако больше эта статуя нигде не упоминается (см. «Греческую антологию»). В «Заметках» говорится об изображениях императоров древности, таких как Александр Македонский и Диоклетиан, которые «стоят, сгорбившись, в середине так называемой Кафизмы» [Cameron, Herrin 1984: 270; Patria 1998: 105–107]. Как отмечают исследователи, это может быть ошибкой в тексте либо намеренной пародией на императорскую персону. Однако акцент на «сгорбленность» не так-то легко проигнорировать, поскольку единственное сохранившееся изображение императора, которое все-таки находится на Ипподроме, выглядит подчеркнуто съежившимся по сравнению с другими величественными статуями – как в столице, так и на этой же арене.
Пьедестал, на котором покоится великий обелиск Феодосия, никогда не считали особенно интересным, однако его отличает крайне интригующая внутренняя логика. Там изображен император, сидящий в окружении свиты. На юго-восточной грани император стоит и либо вручает, либо принимает триумфальный венок, а внизу толпятся музыканты и танцоры (рис. 2.4). На северо-восточной грани высечена группа коленопреклоненных мужчин с дарами (рис. 2.5). Сама структура панели оставляет им мало места: прямо над их шлемами нависает край императорской ложи (кафизмы). Император, восседающий над ними в компании своих приближенных, выглядит куда более расслабленным. Его силуэт несколько наклонен в сторону, как если бы скульптор хотел подчеркнуть, что в отличие от людей внизу у императора достаточно свободного места.
Существует немало работ, посвященных стилю этого пьедестала, анализу нанесенных на него изображений и степени видимости каждой из его граней по отношению к публике, собравшейся на трибунах, и к тем, кто находился в кафизме[77]. Ученые сходятся в том, что на рельефах изображено нормативное представление об императорской власти. Однако этому мнению противоречат четыре пункта, которым до нынешнего времени едва ли уделялось достойное внимание. Во-первых, в общей конструкции памятника обелиск помещен в буквальном смысле над изображением императора. Этот монумент, возносящийся в небо, был задуман как воплощение личного могущества Феодосия, о чем мы узнаем из греческих и латинских надписей на плинте. Там говорится от имени обелиска, что раньше он «отказывался подчиняться», но в конце концов сдался на милость Феодосия, который поднял этот вес с земли и вернул колонну в вертикальное положение, потратив около тридцати дней (тридцать в латинской надписи и тридцать два в греческой)[78]. На плинте изображено, как именно осуществлялся этот процесс: на одной из граней высечен монумент, лежащий на боку (рис. 2.6), а на другой он уже стоит у спины, т. е. разделяющего барьера, который использовался во время гонок (рис. 2.7). Вокруг барьера несутся квадриги, передние ноги лошадей взлетают в воздух, но два обелиска стоят в торжественной недвижимости – и как минимум под одним из них, если не под обоими, подразумевается наш монумент. Как следует из надписей, обелиску стоило немалого труда выполнить приказ Феодосия. Свое нынешнее положение он занял при помощи множества рабочих, тоже изображенных на плинте. Мчащиеся лошади в чем-то перекликаются с тем невероятным рывком, который потребовался, чтобы обелиск встал вертикально. Высота монумента – это еще одно свидетельство императорской силы, равно как и дары, предлагаемые коленопреклоненными людьми с пьедестала. Но несмотря на все, сказанное выше, мы чувствуем некое напряжение между образом, воплощающим в себе триумф императора (т. е. обелиском), и образом, который по идее должен был центром этого триумфа (т. е. изображением самого императора на пьедестале). Когда монумент стоит вертикально, обелиск производит куда более сильное впечатление – и вблизи, и издалека, – чем портреты на пьедестале. Он физически подчиняет их себе.
77
Основные работы, посвященные этому обелиску [Bruns 1935; Iversen 1968;
Kiilerich 1998; Safran, 1993: 409–435]. См. также [Kitzinger 1960:17–42]. Более современные статьи [Parker 2014: 278].
78
Подробное исследование надписей и их политического значения см. в [Omissi 2016: 170–199].