– Спеть? Хм, окей, – он потянулся за гитарой, – что же тебе спеть?
– Ну, ту, которую ты вчера пел.
– Какую? А-а-а, понял. Ну ладно.
Было уже ближе к утру. Он пел ей песню о любви, как пел, или мог бы петь, Джонни своей Джун в придорожном мотеле в Теннесси. Когда они только познакомились. Жизнь была впереди, все радости и страдания, дни рождения и тяжёлые операции, первые выпавшие зубы детей и первые ухажёры дочери, скандалы, истерики, битая посуда, подаренный свадебный сервиз, умиротворенность в спальне и сцепленные руки сидевших на веранде стариков…
Всё, всё это было ещё далеко. А тем утром, он укрыл её дырявым пледом в кресле у окна и пошёл за кофе.
Утро. Спустя много лет
Чёртова старая тойота опять не завелась. Рассерженный Дэн вернулся в дом.
– Саша, она опять не завелась! Эта старая колымага опять не завелась. А на улице всего минус двадцать! Саша, ты слышишь меня? – Дэн снял тяжёлый пуховик, прошёл на кухню и заглянул в холодильник.
– Значит в школу не пойду! – с искренней радостью, которую только и может доставить эта новость ребёнку, крикнула Саманта и сбежала вниз по лестнице. «Ребёнку» было уже 16 лет, но выглядела она старше. Чем ещё больше добавляла обеспокоенности отцу.
– Вот ещё, сейчас позвоню Майку, он заберёт тебя, – Дэн был настроен решительно.
– Но папа! – Саманта смешно надула губы.
– Сэм, одевайся, он скоро будет, – она нарочито медленно начала подниматься наверх. – Скорее!
– Ну зачем ты так? – Саша подошла к Дэну. Она изменилась за последние годы. Аккуратное каре сменило длинную косу, паутина морщин легла вокруг глаз. В бежевом деловом костюме она плыла, а не шла по комнате. Красота осталась, но красота стала другой. Больше грации, строже гардероб.
– Как так? – прикидываться непонимающим было его излюбленным занятием.
– Ты резок с ней.
– Опять за старое, тебе просто кажется. Я говорю с ней по-деловому.
– А она хочет, чтобы ты говорил по-отечески.
– Не начинай.
– Нет, а что?
– Не начинай, я прошу, – он взял бутылку с молоком и пошёл в свою студию.
– Не пей холодное из горла, – он уже не слышал её.
В своей студии он слышал только голоса великих музыкантов. Все их песни, эти шедевры звучали здесь. Здесь он становился собой, чистым. Без кредитов, без счетов, без будничной суеты. Он включил старую стереосистему, с небольшим треском заиграл верный добрый рокабилли. На его мягком потёртом коричневом кресле что-то лежало. Он уселся, взяв в руки альбом с семейными фотографиями. «Наверное, Саша забыла», – мысль обдала теплом: она тоже всё помнила. С внутренней стороны обложки был прикреплён листок, на котором была написана свадебная клятва Саши. Он не знал русского, но помнил каждое слово. Заканчивалась она фразой: «Нас двое, но жизнь одна». Чтобы понять её потребовалось очень много времени.
Очень много событий.
Целая жизнь…
Наполненный воспоминаниями и музыкой он не заметил, как она вошла.
– Можно? – она, смешно корячась, пододвинула второе такое же старое уютное кресло. – Что задумался?
– Да так, вот листал альбом, – он протянул его Саше, а сам осторожно прикрыл глаза. Она с нежностью перебирала страницы.
– Сколько всего было, Дэн, – проговорила она с нежным придыханием.
– Ну вот. Мы говорим как старики, – заворчал Дэн, совсем как старик.
– Ничего не старики. Какие же мы старики, у нас даже внуков нет, – нота сожаления мелькнула в её голосе.
– Я тебе покажу «внуки», – он выразительно посмотрел на неё.
– Слушай, а эта тема просто неиссякаема, чтобы задевать тебя, – она улыбнулась.
– А вот и не надо её поднимать. Хотя бы сейчас.
Они замолчали. Каждый думал о своём, но было столько общего в этом «своём».
Солнечное зимнее утро заполнило студию. В этот момент могла заиграть только одна песня. И она заиграла.
You said love is a temple
Love the higher law
Love is a temple
Love the higher law15
Johnny Cash
Your Turn
В зале много-много стульев для большого числа зрителей. Стулья несколько громоздкие, но удобные. С бархатной бордовой обивкой и с золотой россыпью. В зале очень тихо, всё как будто замерло и ожидает чего-то. На невысокой сцене стоит молодой человек. Этот самый парень присел и заправляет шнурки в свои широкие кеды, при этом никого не замечая. Широкие, потому что в них очень удобно ходить. Давайте же послушаем, с чем сегодня он выступает.
«Добрый вечер. Сегодня мой монолог… Нет, монолог – это что-то скучное, это ассоциируется с «мёртвым текстом». Сегодня моя история… Это более живое что-то, хотя опять не то. Всё ещё не могу победить волнение, хотя в нём особенное удовольствие, в волнении перед залом. Так вот, моё обращение будет к одной девушке. Она находится в зале, я не буду её называть. Она очень красивая. И сегодня нарядилась в платье, которое ей очень идёт. Она всё это делает для меня. А я выступаю для неё. Наши жизни настолько переплелись, что уже непонятно, кто для кого что делает. А переплетение это началось несколько лет назад, в городе Сиэтл.
15