Попробовал двинуть агрегат подобранным ломом-монтажкой. Не тут-то было. «А включить и подтолкнуть в нужную сторону?» Все получилось. Станина вздрагивала, тряслась и, по сантиметрику по два, за пол часа под непрерывным давлением лома «проехала» нужный метр. «Знай наших», - удовлетворенно отпыхиваясь, выключил станок.
До обеда Петрович успел обработать две загрузки. Накидал в барабан третью партию, затянул и законтрил хомуты на крышке, отцепил и поднял повыше крюк тали. Работающий агрегат оставлять без присмотра не решился. «Приду и включу, а то, не дай бог, крышка откроется и разнесет все к чертям.» Не торопясь, зашагал к «общаге».
В комнате встретил соседа. Среднего роста плечистый парень неторопливо прихлебывал из нержавеющей миски густой супчик.
- Здорово, - Петрович присмотрелся. – Я тебя знаю. Через две улицы от меня живешь.
- Привет, и я тебя помню, в коммунальном работали. Я Александр, Саня, на фрезерном работаю.
- Здесь и фрезеровка есть?
- Тут есть все!
- А я Николай. Говорят, на заводе полно наших?
- Считай, вся вахта. Увидишь еще.
Подходя к галтовке, Петрович, на ходу прикурил, с удовольствием выдохнул дым, потянулся к черной кнопке «Вкл.» и отдернул руку, мгновенно вспотев. Краем глаза заметил опущенную подъемную цепь тали, и зацепленный к кронштейну крышки крюк. Если бы включил станок, то барабан, наматывая на себя цепь, мог сорваться с подшипников, или затормозиться и сжечь приводной электромотор, или сокрушить шестерни редуктора. Или потянуть за собой кое-как укрепленную балку и обрушить на голову Петровича держащийся на «честном слове» шиферный навес.
«Пролетарии в условиях дикого капитализма кардинально поменяли менталитет», - выдал мозг, освобождаясь от испуга, шутовскую фразу. Петрович осторожно, опасаясь самопроизвольного включения, двинулся к станку, ослабил натяжение цепи, убрал крюк в сторону и начал поднимать на безопасную высоту. Успокаиваясь, пару раз обошел станок, осмотрел и проверил надежность крепления крышки. Включил и через два оборота остановил барабан. Осмотрел еще раз и запустил в рабочем режиме.
Грохот давил на мозг, но Петрович уже придумал, как защититься. Свернул из туалетной бумаги пробки и вставил в уши, звук заметно приглушился, можно работать. Пока вращался барабан, вновь взялся за лопату. Принялся расчищать подъездной путь к галтовке. Железо бросал в кучу металлолома, мусор сгребал в кучки, намереваясь после стаскать в ящик-кагат.
Вернулся к приятным воспоминаниям. И Николай, и Любаша оказались страстными водолюбами: часами отмывали и ласкали друг друга под горячими струями, а в перерывах между «заплывами» добросовестно изучали труды классиков марксизма-ленинизма и сочиняли историко-философские рефераты и курсовые. Дурачась, переводили на украинский шлягер: “На недильку до другого я поиду в Комариво.” Красивая была пара: Николай, высокий кудрявый, точнее, лохматый блондин, и Любаша, пышноволосая стройняшка-смуглянка бразильского типа. Девчонки с курса завидовали Любаше, парни сглатывали слюну и хмурились. Любовь без продолжения: в другой жизни были другие любимые…
Погрузчик в большом контейнере подвез очередную партию ржавых заготовок. Рядом с Ренатом поместился длинноносый молодой работяга. Украдкой посматривал, то на барабан, то на крюк под потолком. «Злоумышленник, - без злости определил Петрович. - Если и шутка, то злая. Будем знать шкоду».
- Николай, уже все железо тебе по территории собрали, сбавь напор, - на высокой ноте перекрывая грохот, прокричал Ренат. – Сейчас последний кагат привезем, и шабаш. Кончится работа.
- Кончится эта, начнется другая, - спокойно парировал Петрович. – Вези.
С утра Петрович дважды нагружал и выгружал барабан, после обеда еще три. Решил посчитать железо в килограммах. «Если каждый блин по пять кило, а в бочке триста штук, то на круг полторы тонны, в пяти барабанах семь с половиной. Не мало.» Заботливо смел щеткой пыль с барабана и станины, чуть придержал ладонь у пусковой коробки, улыбнулся своим мыслям: «Утром напугала, а к вечеру, как родная… галтовка.»
Получили с Любашей дипломы и разъехались в разные города. Со временем города в разных странах оказались… «Если бы ты был настойчивее…» - прощаясь, сказала она, а он промолчал. Проводил взглядом взлетающий самолет и, прикуривая на ходу, пошел к стоянке такси.
- Черт побери! - озадаченно разводил руками Палыч около ящиков с заготовками. – Тебе сегодня еще до девяти работать, а ты токарку уже на неделю работой обеспечил. Дорабатывай, а завтра пойдешь на сверловку. Точить сверла умеешь?
- Научусь, - уверенно пообещал Петрович.
Гильотина
(франц. guillotine), орудие для совершения казни (обезглавливания осуждённых), введённое во Франции в период Великой французской революции по предложению врача Ж. Гийотена (Guillotin).
ГИЛЬОТИНА ж. французское орудие смертной казни: || пластинка с проемным очком и ножом на пружине, для отрезки хвоста сигар. || Шулерское выдвижное очко в карте, при игре в банк.
2) разг. Станок для резки листового металла, имеющий подвижной нож, расположенный под углом к неподвижному.
Косой нож, опускаясь, коснулся и мягко вошел в двадцатимиллиметровой толщины стальной лист, прорезал его по всей длине и, повинуясь вращению маховика с эксцентриком, вернулся в исходное верхнее положение. Полоса отрубленного железа с металлическим грохотом обрушилась в приемное корыто.
Гильотина, подняв прижимы и нож, широколобая, черно-серая, была похожа сейчас на распахнувшую пасть акулу, готовую жадно хватать и кромсать новые порции добычи.
- Этому чудищу нравится рубить, - Серега-гильотинщик подтолкнул свой край, подождал, пока то же сделает напарник Роман, потом вместе задвинули лист до упора. Серега носком ботинка придавил педаль, и очередная полоса отрубленного железа оказалась в корыте-желудке ненасытного чудовища.
- Точно, - поддержал Роман. – Я однажды нажал педаль, когда на столе не было железа, никакой реакции.
- Ты не опустил защитную сетку, вот и не сработало.
- Про сетку не помню, но повторить опыт не решаюсь. Эта сука, точно, живая.
Многотонная машина, предназначенная для рубки листового железа, пошинковала за сорокалетнюю станочную жизнь сотни тонн стального листа, нарубая квадраты, прямоугольники, полосы и полоски-«лапшу». Конструкция из тысяч отдельных деталей с годами слилась в жесткий монолит, твердый ненасытный кристалл, обрела характер и мощь сильного, уверенного в себе монстра.
Суетящиеся у рабочего стола людишки, опасливо заталкивающие железо в прожорливую пасть и нажимающие педаль – сигнал для удара, давно трансформировались в ее понятии из направляющих и управляющих в обслуживающие. Теперь правила игры определяла гильотина.
Напряженно гудя электромоторами, требовала очередную жертву. С приглушенным смазкой скрипом проворачивала маховик и на шестиатмосферном выдохе сжатого воздуха наносила удар, с легкостью отсекающей кусок от стальной плиты.
- Зверюга, - прокомментировал Роман очередной руб. – Это она отхватила Диману пальцы?
Серега оглянулся на другие станки. Гильотины стояли в ряд по нисходящей: от самой мощной, мрачным фасадом нависающей над ними жутковатой громадины до шустрой малютки, способной рубить только миллиметровую жестянку.
- Она. Диман сунул пальцы под защиту и одновременно споткнулся и наступил на педаль. Несчастный случай.
- Сама подстроила, - убежденно ответил Роман, понижая голос и косясь на тусклый блеск четырехметрового косого ножа. - Он называл ее “груда железа”, ну и она при случае подляны подкидывала: то раньше времени рубанет - полоса в брак, то стоит, как вкопанная, Димкины матюги с наслаждением слушает, типа, прикололась.