- Знакомься, Федор Алексеевич, с таксидермистом, - с трудом осилив непривычное слово, Михалыч засмеялся и разъяснил ситуацию. – Мастер-чучельник. Начальство придумали новую платную заморочку для клиентов: изготовление чучел, родственникам и наследникам на долгую память.
- Смотрите шире, - встрял, возражая, и напряг высоким голосом коротышка. – Приятно лицезреть фигуру достойного родственника на камине, подоконнике или книжной полке, но гораздо важнее украсить ею мраморное надгробие на элитном кладбище; музейную экспозицию в Третьяковке, Эрмитаже или Пушкинском музее; или, не побоюсь этого слова, Аллею Олигархической Славы России, которую по моему скромному мнению должен возглавлять господин Ч.
- А жопа у господина Ч. не треснет? – неожиданно взъярился Михалыч. – Рыжая тварь и без того представителем заокеанского заказчика тридцать лет страну трахает.
- Не трахает, а имеет-курирует на предмет оплодотворения демократией, - строго поправил чучельник.
Меня политика никогда не интересовала, а работа, сколько о ней ни говори, от разговоров с места не сдвинется. Перебил без церемоний:
- Слово “демократия” с большим количеством обременений-оговорок, а, благодаря гей-парадам, еще и с испорченной репутацией. От меня, конкретно, что требуется?
- Во-первых, не портить шкуру, - торопливо переключился таксидермист. – Царапины, забоины, синяки исключаются. Тщательно выставлять размер, и рубить строго на уровне плеч: шея должна быть целой, а голова ее продолжением.
- У каждого второго шея представлена только подбородками.
- Работайте, думайте. Пятна мазута на носу и щеках не допускаются. Работайте чистыми руками…
- … и с горячим сердцем. Принимается, - я обернулся к мастеру. – Михалыч, не успеваю от станка к станку перебегать. Давай напарника.
- Понимаю, Федор Алексеевич, - устало выдохнул мастер и правой рукой неторопливо стер с лица выражение озабоченности производственными вопросами, глянул насмешливо. – Понимаю, брат, государственное дело. Пришлю умельца на всю голову.
- На мою?
- И на твою тоже, - не стал отпираться и юлить Михалыч.
Незамедлительно явился «умелец». Крепко сложенный тридцатилетний красавец Димон. Ай да, Михалыч; ай да, умница; ай да, сукин сын. Свалил со своей больной головы на мою нездоровую неудобоваримого орла. У парня неоднозначная репутация. Специалист, руки из правильного места растут, но рвач, проныра, любитель заработать денег любым путем. Умел парень растолкать претендентов, перехватить выгодный заказ, выбить достойную расценку, заработать, наплевав на интересы других работяг: «Вам быдлу не привыкать работать за еду, а мне деньги нужны».
Модной камуфляжной расцветки чистенькая спецовка, белые вязанные перчатки, в правой руке свернутый в трубочку фартук. На лице сквозь маску небрежной незаинтересованности явственно просветилось удовольствие и предвкушение. Благодаря наплыву внеплановой сверхурочной работы, я нечаянно обогнал всех по зарплате. Такие факты завидущая натура Димона без внимания не оставляла. Парень мгновенно начинал искать уловки, зацепки и возможности переключить заказ на более достойного себя.
- Говорят, не справляешься, - Димон снисходительно протянул руку для приветствия. – Михалыч, едва не кланялся, уговаривая ликвидировать прорыв.
- Без тебя никак, - бесстрастно парировал я, заканчивая выставлять размер под рубку срочного заказа для столичного ресторана: шампуров из нержавеющего пищевого сплава. – Готовь головорубки. Ожидается большая партия. Я по железу, а ты заработаешь по пятьсот за голову.
- Баксов? – радостно заблестел глазами Димон.
- Держи карман. Рублей, просто, рублей, раньше были деревянными.
- Как рублей? Как по пятьсот? – Димон мгновенно возбудился. – По пол штуки рублей - это ни о чем.
- Поговори с мастером, поспорь с технологами. Глядишь и прибавят, но лучше договорись напрямую с клиентом. Помнится, из книг, в благословенном Париже, казнимый доплачивал палачу за быструю и безболезненную рубку.
- Светлая мысль, - Димон утверждающе поднял руку. – Если бы вы старперы не ленились воплощать хорошие идеи, давно бы имели свой бизнес.
- И свою головную боль, от которой лучшее средство гильотина.
- Волков бояться… - Димон со значением глянул вверх и выдержал паузу. – Пока бьетесь за кусок хлеба, другие освоят ваши идеи, откроют свой бизнес, а вы будете работать на них. Конкретный ты на меня. Вот только срублю бабосов и разделаюсь с кредитами.
- Флаг в руки. Авось и с кредиторами посчитаешься: банкиры по факту первейшие беспредельщики под крышей государства. Иди уже, готовь аппарат и мешок для баксов.
Век живи, век дивись. Высокооплачиваемый рабочий - это не пролетарий и к объединению для классовой борьбы не склонен. Наслаждается шопингом на доступные кредиты, и рисковать убогим благополучием не будет. Квалифицированный рабочий с нравственными принципами олигарха и моралью пещерного человека - достойная смена нынешней власти.
А еще множество мелких предпринимателей, гордо именующих себя средним классом. В России и социализм был с нечеловеческим лицом, а капитализм пришел и вовсе со звериным оскалом. У высокопоставленных воров длинная скамейка запасных, всегда готовых подставить плечи и карманы для воровства к новым вершинам. Желающих отстоять, толкаясь и грызясь, в очереди к кормушке в разы больше, чем горящих стремлением умереть или сесть за идею. Кто видит в жизни только деньги, обязательно их получит.
И перспективу, стать моим клиентом, а следом и клиентом мастера-чучельника.
Работа была вчера-сь
Что для нас кризис?
Возможность перегруппироваться
или «контрольный» в голову?
Михалыча, мастера цеха, увезли с инфарктом на скорой.
А ведь крепкий мужик. Роста среднего, кругловатый, не от излишнего сала – мышечная масса, заработанная пожизненным «общением» с разного рода металлом: чушками, болванками, брусками и прочими заготовками, из которых рабочие под неусыпным его вниманием изготавливали необходимые людям и стране изделия.
Болтается по цеху, путается под ногами беспородный, но в цвета немецкой овчарки окрашенный, трехмесячный щенок Кризис. В собачке борются трусливая осторожность и щенячья игривость, но приласкать замасленного запыленного бродягу желающих не находится, и он забивается пока под неработающий станок, еще более перемазучиваясь.
Чтобы отыскать Михалыча, достаточно посмотреть… все равно куда, в течение минуты он обязательно несколько раз мелькнет перед глазами.
- Михалыч, а вы пробовали «не бегом»?
- И все равно не успеваю.
Токарные станки, металлообрабатывающие трактора железной нивы, издающие звуки от ультра до инфра, от невыносимо тонкого свиста до запредельно низкого дрожащего баса, создают мощный рабочий гул, понятный лишь посвященным.
Мастер останавливается, не завершив очередной шаг: ухо уловило диссонанс в слаженной многократно и ежедневно репетированной музыке:
- Что у тебя?
- Михалыч, подача не идет.
- Слесарям сказал?
- Конечно! Послали… к вам.
Михалыч оглянулся. Наладчики - цеховая богема и электрики - заводская элита, на честном, хотя и не всегда трезвом слове которых, работает станочный парк цеха, завода и всей великой страны, - как мыши облепили соседний станок. Неторопливо перемещались, внимательно выслушивали друг друга, значительно и долго рассматривали нагромождение шестерен во вскрытой коробке, наглядно демонстрируя запредельную сложность работы с тонким станочным механизмом.
- Ребята гуляли, ребята болеют, - малопонятно резюмировал Михалыч. - Стукни сюда. Пошла? Работай пока, а я разберусь.