– О, это просто чудо! – Джози медленно огляделась. – Должно быть, это единственная башня в Лондоне, если не считать Тауэра.
– Ну нет, этот дом не такой уж старый, – пояснил Мейн. – У моего деда была дочь, которую он очень любил, звали ее Сесили. Тетя Сесили родилась преждевременно, поэтому хромала и имела слабые легкие. Она ничего так не любила, как чтение, воображая себя то принцессой, то Спящей красавицей, а эта комната как нельзя больше подходила для того, чтобы ее пробудили поцелуем.
– Ваша тетя совершенно права. Так ее пробудили?
– К несчастью, это навсегда останется тайной: она умерла до моего рождения.
– Простите.
– Ничего. – Мейн чуть помолчал – видимо, собираясь с мыслями. – В течение долгих лет детей в семье больше не появлялось, пока наконец не родился мой отец. Он говорил мне, что любил сестру больше, чем мать, и долгие часы своего детства проводил здесь, слушая ее рассказы о рыцарях, драконах и фантастических чудовищах. Как видите, кое-что из ее фантазий запечатлено на этих стенах.
Мейн поднял лампу, и Джози, вглядевшись в переплетенные розовые стебли, увидела маленького единорога с забавной улыбкой на мордочке, танцевавшего на лиане, а также мальчика, цеплявшегося за ветку и одной рукой без усилий удерживавшегося на ней.
– Мой отец. – Мейн дотронулся до изображения высунувшегося откуда-то чертенка, и Джози без труда узнала копну спутанных волос и аристократический нос – черты, явственно узнаваемые даже на детском личике.
Ей очень хотелось спросить, когда умер отец Мейна, но она не посмела.
– Его не стало десять лет назад, – словно желая удовлетворить ее невысказанное любопытство, сказал Мейн.
– О! – Джози инстинктивно взяла его за руку.
– Он пересказал мне много историй Сесили. – Мейн вздохнул. – И все равно Гризелда помнит еще больше.
Резким движением поставив лампу на стол, граф придирчиво оглядел гостью.
– Неужели вам действительно удобно в этом странном сооружении, которое вы носите?
Джози почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.
– Ну как сказать... – Она старалась говорить непринужденно, но все же не посмела произнести название «сооружения».
– Это корсет?
Вопрос, заданный столь бесцеремонно, показался Джози крайне бестактным.
– Не ваше дело! – огрызнулась она, садясь на край стула; сесть поудобнее ей мешали специальные кольца корсета, расположенные вокруг ее ягодиц и обеспечивавшие возможность сидеть прямо и изящно, держа ноги плотно сжатыми.
Мейн опустился в кресло напротив; казалось, он весь состоял из широких плеч, сильных ног и при этом, похоже, чувствовал себя весьма уютно.
– И все же: как вам удается в нем встать? – спросил он с откровенным любопытством.
Прежде чем Джози успела ответить, в дверь постучали.
– Войдите!
Лакей, осторожно ступая, внес в комнату шампанское и поднос с едой, и уже через минуту в руке Джози оказался бокал с шипящим шампанским.
Это придало ей храбрости, и она с беспечно-отстраненным видом произнесла:
– Леди никогда не говорят с джентльменами о своем нижнем белье, Мейн.
– Но ведь мы друзья.
– Нет, не друзья!
– Разве? – Он улыбался ей, и в глазах его было нечто такое, перед чем, вероятно, ни одна женщина не смогла устоять. – Уверяю, вы единственная из моих знакомых дам, заставившая меня принять участие в фарсе, который был разыгран в Шотландии. Лучше уж будьте моим другом, а то мне придется бояться, как бы вы не стали врагом.
– Вы о том случае с лошадью Аннабел, которая заупрямилась?
Мейн запрокинул голову и расхохотался:
– Ах вы, маленькая ведьма! Она не заупрямилась – это вы подсунули что-то под седло, чтобы заставить лошадь танцевать и взвиваться в воздух.
– Я всего лишь сделала доброе дело, – запротестовала Джози, чувствуя, как губы ее против воли складываются в улыбку. – Просто я подумала, что если Ардмор испугается за жизнь Аннабел, то поймет, что влюблен в нее.
– Он это понял и без вас, – усмехнулся Мейн.
Джози приблизила бокал к губам и с удовольствием сделала глоток. Сидеть здесь, в этой роскошной бонбоньерке, с одним из самых желанных мужчин Лондона было чем-то восхитительно-запретным и рискованным. От этого она вдруг почувствовала себя самой востребованной дебютанткой на ярмарке невест. Впрочем, она тут же отогнала от себя эту мысль и снова глотнула шампанского.
– Как вы поняли, что влюблены в Сильви? – неожиданно спросила она.
Лицо Мейна сразу преобразилось, и Джози ощутила укол зависти. Да и кто бы на ее месте не почувствовал того же? Приручить человека, имеющего репутацию повесы, и так поработить, что его глаза сразу меняли цвет, когда он слышал ее имя, – это равноценно подвигу.
– Я приехал на бал на Теренс-сквер. – Мейн чуть усмехнулся, вспоминая. – Откровенно говоря, мне туда очень не хотелось: Лусиуса в городе не было, и Рейф тоже предавался пейзанской жизни в деревне. Я только что вернулся из путешествия по Шотландии, когда мою сестру в очередной раз стошнило при мне, и поклялся лишить семью своего общества и бежать в Россию. Но сперва я отправился в Лондон и, конечно, сразу получил сотни приглашений.
Тут Джози заметила взгляд Мейна, устремленный на ее корсет, но, к счастью, он ничего не сказал.
– Случилось так, что в тот день был прием у королевы. В гостиной толпилось обычное стадо дебютанток, ожидающих возможности быть представленными, и среди них я увидел восхитительную женщину. Я тотчас же понял, что она француженка, и вовсе не по акценту, а по тому, как она себя держала.
– Вы хотите сказать, что французские женщины не ведут себя чересчур свободно? – с сомнением спросила Джози.
– О! Еще как ведут, если у них есть подлинный вкус к жизни; но они никогда не смотрят на мужчину так, будто приглашают его к немедленному действию. Они ожидают, пока мужчина приблизится к ним, или дают ему понять знаком – например, пожатием плеч, – что не хотят этого. Улавливаете разницу?
– Пожалуй, но разве для вас это имеет значение? Неспроста ведь все считают вас величайшим соблазнителем женщин, когда-либо украшавшим наше общество!
– Ах нет же, я вовсе не таков! – возразил Мейн и одним махом осушил бокал, а потом наполнил снова.
Похоже, этот разговор начал его раздражать, и он решил поскорее сменить тему.
– Вы собираетесь наконец рассказать мне, что на вас надето? – спросил он, отправляя в рот сандвич.
Джози вспыхнула:
– Неужели вас так волнует мое белье?
– Просто я вижу, что вам в нем чертовски неудобно, – весело прокомментировал Мейн.
Джози откусила кусочек от сандвича, и он оказался изумительным: вкус лосося с огурцом.
– Ваш повар – просто чародей, – похвалила она, покончив с сандвичем.
– Не забывайте о шампанском, – напомнил Мейн. – Самим Господом шампанское предназначено для того, чтобы им запивали копченую лососину.
– Вы уверены, что я могу выпить еще? – спросила Джози с придыханием.
Мейн пожал плечами:
– Почему бы нет? Большая часть вечера уже позади, и к тому же мне бы не хотелось отвозить вас к Рейфу, пока нет уверенности, что толпы гостей рассеялись, и нас никто не увидит. Скажите, а вы раньше пили шампанское?
– Ну... Однажды выпила довольно прилично... – Джози, прищурившись, посмотрела на пузырьки в бокале.
– Вам не следует слишком увлекаться спиртным, – предостерег Мейн. – Если подумать, сколько времени и сил потребовалось Рейфу, чтобы стать трезвенником...
– О, не волнуйтесь, я не стану следовать его примеру.
Мейн поднял бокал:
– За будущее, Джози?
– Почему это вы называете меня Джози, а я вас Мейн? – Джози сделала большой глоток шампанского и вдруг почувствовала себя отважной и бесшабашной.