— Риточка, ты что, — чуть не со слезами упрашивала она дочь, — ложись спать… А давай выпьем еще? А? Давай! Я тебе налью. А потом пойдешь, куда знаешь. Давай, дочка! И я выпить хочу… — Раиса трясущейся рукой налила по стопке водки.
Рита выпила — легче разговор с Митькой пойдет!
И вдруг голова у нее закружилась, она чуть с ног не валилась.
Раиса уложила ее на тахту, крестясь и моля Бога, чтобы Ритка не проснулась до утра.
А потом сидела одна за столом, ела квашеную капусту, не чувствуя вкуса, и лила слезы.
«…Что же теперь с ними будет? Мужика у Ритки нет и не предвидится, а она вон какая бешеная… Что делать-то?» Если бы был у Раисы какой приличный человек, она бы уж умолила его, деньги б платила, только бы он к Ритке ходил! «Митька?.. Где он, тот Митька! Может, с теткой его поговорить? Что делать-то?» — горестно спрашивала невесть кого Раиса…
Раиса решила, что утром надо сделать вид, что ничего не помнит, а если что Рита скажет, ответить ей, что во сне дочке все прибредилось. Так Раиса и сделала. А Рита помнила только, что хотела позвонить Мите, но почему-то не позвонила.
«…Еще успею», — подумала она, будучи с утра в спокойном состоянии.
Попили кофе, поели всего того, что вчера так толком и не распробовали. После чего стали разбирать брошенные вчера чемоданы и сумки.
Аня тоже была с ними — ее интересовало все, что привезла мать. А привезла она все толково. Ане на годы вперед, да и себе. Матери — поменьше, но Раиса успокоилась: хватит ей. И кофту, и туфли, и сапожки, и куртку под кожу, — красивую.
В самый разгар примерок разбора кто-то позвонил в дверь. Раиса вышла и почти тут же вошла обратно, красная и возбужденная.
Шепнула на ухо Рите:
— Бабка! Ну, та!..
— Зови! — чуть не крикнула Рита, глаза у нее засверкали, — поесть и выпить у нас есть!..
Раиса тоже обрадовалась: может, поговорить с «бабкой» насчет Риточки? Но «бабка» сказала, чтобы ей вывели Анечку, — в квартиру она не зайдет, мешать не хочет…
— Ты выйди к ней сама, пригласи, — зашептала Раиса Риточке, — так прилично будет… Давай! Надень чего-нибудь красивенькое, она во дворике.
Рита будто на свидание собралась — такое волнение ее охватило, — ведь от Митьки! И кто она, эта бабка, Рита просечет!.. Будьте покойны!
Надела новую юбку, оранжевую, черный тонкий свитерок с вырезом лодочкой, золотую цепочку, покрасилась и пошла. Аньку пока не взяла — та только заснула, не будить же…
Во дворике на скамеечке сидела женщина в платье шемизетт, в меленький цветочек, рядом с ней на земле стояла индийская кожаная большая сумка. Волосы белокурые пышные были схвачены с боков заколками, на ногах босоножки с плетением. Одета по-западному.
Рита отметила большие голубые глаза и охватила весь вид: полноватая, лет сорока или около того, — ничего себе «бабка»!
Конечно, Митькина какая-нибудь баба… Значит, надо говорить с умом.
Рита чувствовала себя отлично — снова зацвели надежды и мечты.
Она подошла к женщине и сказала:
— Здравствуйте, я — Рита, мать Анечки. — И мило улыбнулась.
Леля с жадным любопытством рассматривала ее. Так вот какая эта Риточка! Худая, может даже слишком, высокая, стройная. Хорошие волосы, большие глаза, красивое лицо, но какое-то истерично-нервное… Затравленный вид и нервная, пожалуй, слишком…
— Здравствуйте, — ответила светски доброжелательно «бабка», — меня зовут Елена Николаевна, — усмехнулась, — можно и Леля, правда здесь я прохожу как — «бабуля»… Я — тетя Мити Кодовского.
Рита рассмеялась и ответила:
— Придумала моя маман! Какая вы бабушка! Тогда и я тоже. Мы, наверное, ровесницы? — подольстила Рита.
— Пойдемте в дом, я вчера только вернулась, устала ужасно, так что все мамины готовки остались на сегодня. Посидим, немного выпьем за приезд и поговорим. Анюта проснется к тому времени…
Леля колебалась. Идти? Однозначно надевать на шею хомут. Не пойти? — Ничего не узнаешь и союзника не поимеешь. В чем союзника? Леля еще сама не очень понимала, но знала одно твердо: она не хочет терять Анночку…
— Идемте, — ответила она решительно и пошла с Риточкой.
Стол был действительно уставлен разносолами!
Леля с удовольствием попробовала всего, немного выпила, и настроение у нее как-то стабилизировалось — она уже стала привыкать к тому, что у Мити куча женщин и детей.
За столом ни о чем серьезном при Раисе не говорили. Об Анночке, какая она смышленая, об Алжире, о погоде-природе, Москве, ностальгии… — обычный набор малознакомых людей, заинтересованных друг в друге и боящихся это показать. Только раз коснулись горячего — Риточка попеняла матери, что та разрешает Ане называть Елену Николаевну бабулей!