Они вышли из бара, и оказалось, что уже наступил вечер. Или ночь?! Митя впервые за сегодня ощутил дрожь, взглянув на светящийся циферблат…Боже! Ему думалось, что впереди — уйма времени, а оказалось, что все оно — позади.
Девять вечера, и в присутствии уже никого не должно быть.
…А что, если кинуться туда? Он чуть не рассмеялся. К кому он придет? Там уже звон по всем округам. И Нэля знает, что он пропал. И Виктор Венедиктович. И «птица» важная…
Он погиб. И из-за чего? Не из-за чего. Просто так.
Рядом шла Пэг, непривычно молчащая.
За ними наверняка тащится этот Оскар, и стоит Мите только ближе подойти к девочке, как тот убьет его и «до свидания» не скажет.
Митя повернулся к Пэг и коснулся губами ее ароматной щечки.
— Прощай, ласточка… — сказал он, — я погиб. Вспоминай меня иногда. Может, мне будет там легче…
— Где? — тихо и испуганно спросила она.
Уголки рта ее опустились, придавая личику взрослость.
— Там, — ответил неопределенно Митя, зная где… — В Москве. Без работы. С семьей с женой и тремя детьми… Да нет. Скорее так: без жены и без детей…
Пэг вдруг схватила его за куртку и притянула к себе, прижалась губами к его губам.
Он хотел сказать: не надо… Но человек слаб, а Митя тем более, и они стали целоваться с Пэг как безумные, стоя на нью-йоркской улице.
Когда они оторвались друг от друга, Митя отметил, что никакого Оскара вблизи нет…
…Уехать с ней в какую-нибудь гостиницу? И провести свою последнюю ночь в Нью-Йорке в объятиях этой девочки. Он уже не был уверен, что она — девочка. Она поедет с ним, он это чувствовал.
Но порыв прошел, и накатила страшная, неимоверная усталость, и начал подкрадываться ужас содеянного. Митя встряхнул головой, отводя наваждение.
— Прощай, Пэг. Я люблю тебя, — сказал он, погладив ее по волосам. — Я тебя буду помнить.
— Я тоже, — ответила она, — а ты приедешь хоть когда-нибудь?
— Обязательно! — ответил он совершенно искренне, зная, что не раз в своих мечтах ТАМ он будет возвращаться на эту улицу, к Пэг.
— Уходи, — сказал он. — Уходи.
Она послушно отошла от него и пошла, опустив голову, медленно, но упорно. Вот уже скрылась за углом. Нет ее…
Митя открыл дверь в квартиру и сразу увидел Нэлю. Она сидела на их большом белом кожаном диване, — маленькая, с огромным животом, в домашнем платье, бледная синюшной бледностью.
— Вот и он, — с усмешкой сказала она кому-то, повернув голову — я же говорила, что он жив. С ним случаются другие вещи.
Митя медленно вошел в гостиную.
Там, куда обращалась Нэля, сидел Виктор Венедиктович, как всегда, с иголочки одетый, причесанный волосок к волоску, но с каким-то потускневшим лицом, — с этим выражением он, видимо, не смог справиться.
— А мне все твердят, — счастливица, — сказала она ядовито, — вот, убедитесь.
Она подошла к Мите, как-то непонятно посмотрела на него и скрылась в спальне.
Митя молча сел напротив В.В. за журнальный столик.
На нем стояли бокалы с коктейлями и фрукты. Значит, несмотря ни на что, Нэля «принимала» В.В.
— Что с вами, Митя? — спросил тот упавшим до шепота голосом.
…Да, ведь это он, Митя, подвел и предал не только себя, но и самого В.В. и может быть, больше, чем себя.
— Не знаю, — ответил Митя горько, — я и правда, не знаю… Простите…
— Я не стану распекать вас, — сказал В.В. все тем же голосом, — вы сам знаете, что совершили.
Он помолчал, ожидая любого ответа, но Митя как онемел.
— Я не понимаю… — сказал В.В. — Неужели у вас нет совсем чувства меры, опасности, ответственности наконец?.. Но все еще пока поправимо, и это зависит от меня. Но вы должны мне все рассказать. Все, понимаете? Чтобы я мог ориентироваться.
В.В. все же решил, видимо как-то попытаться спасти хотя бы себя…
Митя, помедлив, ответил, — простите, Виктор Венедиктович, но я вам ничего не расскажу. Я сам не разобрался ни в чем. Может, со мной ничего не происходило, а может, очень важное… Клянусь, я не знаю. И возможно, не узнаю никогда. Что же я вам расскажу?..
Митя устало смотрел на него.
Теперь, когда кончилась неизвестность, будто глыба свалилась с его плеч.
А у Виктора Венедиктовича волосы шевелились на голове и озноб бежал по телу, охватывая обручем голову, которая начинала пульсировать и безобразно болеть. Он подумал, что Митя сошел с ума, но по лицу его этого не скажешь… Болен? Нервный срыв?.. Ему нужен отдых. Глубокий отдых. И все постепенно наладится… Так он успокаивал себя, понимая, что все зря, зря… Вслух он сказал: