Раскрыв ручищи для объятий, он завопил:
— Митечка!
Перед ним был Спартак, старый институтский друг Спартачище, которого он вспоминал и нередко! И который был рядом в трудные периоды Митиной молодости.
— Спартачище! — тоже заорал Митя. — Ты ли это? Старикан!
Они крепко обнялись, и оба слегка прослезились, чему было виной не только выпитое, но и прошлые давние теплые чувства.
Спартак тут же потащил Митю к себе за столик, в ресторан, и Митя с радостью пошел.
Они с ходу выпили, со свиданьицем, и Спартак тут же раскололся, что поссорился с женой и коротает время в загуле. Одному — тошно, а тут Митька, Митечка! Великий и могучий!
— Как Гудвин, — усмехнулся Митя.
Они выпили еще, задавая друг другу сумбурные вопросы, в принципе настолько банальные, что и не требовали ответа. И Митя вдруг решил исповедаться Спартаку и спросить, как ему, Мите, жить дальше?.. Ни много ни мало.
Начал Митя сразу с конца, с резюме:
— Спартачище, а ведь я неудачник. — Дальше он не смог продолжить.
Спартак схватил его за руку, всхлипнул и горячечно зашептал:
— А я, Митенька, а я? Ты помнишь, как я лобал в джазе? Я же, блин, не международник, я — джазист! Но это, видите ли, не престижно! И проперла меня моя любимая девушка в АПН, а там я — чужак!
Мите хотелось так же вот, горячо поведать о выпавшей ему судьбе, и он со страстью ждал, когда сможет это сделать.
— Понимаешь, как получилось, — продолжал Спартак, отпив водки из фужера, — я с бандом Лаци играл на рождении какого-то босса в ресторане, и ко мне подкатилась такая фея красоты и заявила: что это вы, такой мужественный, импозантный парень, по кабакам в барабан колотите? Да тут официанты больше загребают! И я дал дрозда! Я, артист, перед каким-то моллюском унизился и испугался. Отказался. Лаци мне сказал тогда два слова: пожалеете, Спартак. И как же я пожалел! Как! Я эти барабанные палочки во сне вижу! Помнишь, Митенька, та-та, тарарарараррра — та-а… Помнишь? Какие ты нам песни писал! А я пропадаю. В АПН этом гребаном. Сдохнуть, что ли?
Он замолчал и начал Митя:
— Это, Спартачище, цветочки… Я потерял все вообще. Ты можешь понять? Все. Карьеру, жену, детей, дом, любовь… — все. Ты говоришь о стихах! Я давно перестал их писать! Разучился. Меня отучили. Работа, как ты говоришь, гребаная… — Митя помолчал, и неожиданная мысль пришла в голову. — Я вот по МИДу пошел. С детства, как дурачок, мечтал о загранке, МИДе, посольстве… Этим мечтам грош цена! Надо было мне продолжать писать песни, это у меня получалось. А там, в этой Америке, я как птаха в клетке сидел, ну и натворил дел…
Митя опустил голову и подумал, что делов-то он натворил, это так, но пока их творил, — состарился.
Спартак снова говорил о своем.
— Что я теперь? Скажи, Митенька! Да я сам тебе скажу, ноль. Моя жена думала, я — туз трефовый! МГИМО, туды-сюды… А я вот он… И какого я на ее задницу позарился?
Он вопил на весь зал. К ним подплыла официантка со строгим лицом:
— Уважаемые, — сказала она укоризненно, — тут женщины, нельзя так себя вести. Будете ругаться, водку отберу.
Спартак искоса недовольно глянул на нее и пробурчал:
— Ты, Светка, не выступай! Я деньги плачу, а ты — кланяйся…
Официантка как-то погасла в своем справедливом негодовании и сказала уже другим тоном:
— Спартачок, давай потише… А то ведь мэтр заметит, вон он ходит. — И обратилась к Мите, как к более трезвому. — Вы его минералкой отпоите, а я кофе принесу… Вы уж последите за ним, он парень хороший…
Митя встал, чтобы пройти к бару за минералкой, и тут же снова сел.
Он увидел Веру. Сегодня она была совсем другая: волосы как-то замысловато уложены, в элегантном темно-синем костюме, гораздо моложе, чем прошлый раз. И не одна. За ней, как бы с большим почтением, шли двое мужчин: молодой и старше. Оба брюнеты, они оттеняли ее ярко-рыжие — как Митя говорил когда-то — апельсиновые — волосы.
Они шли к определенному столику, с табличкой «занято». Уселись и сразу же стали оживленно о чем-то говорить.
Вера после Митиного вопроса дрогнула в душе и решила, что зря тянет с замужеством, официальным, надо наводить мосты, а то Виталий начинает всерьез злиться.
Позвонила, он был очень рад, и они решили встретиться. Виталий заказал столик. А чтобы Вера не заносилась, Виталий прихватил ассистента своей телепередачи.
Вера не увидела Митю.
А ему страшно захотелось похвастаться Спартаку, какие у него бывали женщины, и он зашептал:
— Смотри, вон та, рыжая, моя бывшая любовница.